— Он ее обижал.
Конрауд посмотрел в лицо матери, которая с трудом сдерживала слезы.
— В каком смысле обижал?
— Я должна была увезти ее.
— Почему?
— Потому что он ее обижал… так, как мужчина может обидеть маленькую девочку.
Влетев в квартиру, Конрауд набросился на отца с кулаками. Однако тот вступал в рукопашную так часто, что не позволил застать себя врасплох: опрокинув сына, он пригвоздил его к полу и рявкнул:
— Ты что, сукин сын, совсем сбрендил?!
— Ты извращенец! — выкрикнул Конрауд сквозь всхлипы. — Педофил вонючий! Будь ты проклят! Будь проклят!
41
Марта сидела у открытого окна своего кабинета с сигаретой в руке и, периодически затягиваясь и выпуская дым, внимательно слушала Конрауда. Он приехал к Марте сразу после того, как попрощался с Оуливером, и теперь рассказывал ей историю девочки со Скоулавёрдюхольта, которая утонула в Тьёднине в начале шестидесятых. Он описал барак, в котором Нанна жила вместе с матерью, упомянув об отчиме девочки и о его сыне. Доложил он Марте и о молодом литераторе, который обнаружил девочку под мостом на Скотхусвегюр, а также о полицейском расследовании, основной версией которого являлся несчастный случай, и о проведенном вскрытии, заключения о котором, однако, не существовало. Конрауд рассказал Марте, что в последние моменты своей жизни девочка держала в руках куклу, которая также была найдена на поверхности озера. Впоследствии эта кукла много лет хранилась у человека, который достал ее из воды, и именно этого человека менее суток назад спасли из пожара, вспыхнувшего в его доме, и отвезли в больницу. Внутри куклы обнаружился рисунок, вероятнее всего, нарисованный самой девочкой, на котором она саму же себя и изобразила. По тому, как она себя нарисовала, складывалось впечатление, что на тот момент она была беременна.
— А сколько же ей было лет? — потушив сигарету, спросила Марта.
— Двенадцать, — ответил Конрауд, протягивая ей фотокопию рисунка, извлеченного из куклы. Он попросил Оуливера обращаться с самой куклой и с найденными в ней рисунками, как с вещественными доказательствами уголовного преступления.
— Не исключено, что обнаружатся и образцы биоматериала, — добавил он в разговоре с Оуливером.
Марта довольно долго рассматривала фотокопию, а потом сказала:
— Однако это странно — так себя нарисовать.
— И правда странно.
— А как ты понял, что это она и есть?
— Мне рассказывали, что она замечательно рисовала, — ответил Конрауд, — и нет оснований полагать, что она решила нарисовать кого-то другого.
— То есть ты полагаешь, что свою маму, например, или подругу, она не могла изобразить? — возразила Марта.
— У ее матери других детей не было.
— И что ты заключаешь из этого рисунка?
— Что девочка достигла половой зрелости, и кто-то над ней надругался. Возможно, ее и убили, чтобы она никому не смогла ничего рассказать.
— Другими словами, преступник тот, от кого она забеременела?
— Вполне вероятно.
— А разве беременность не была заметна, когда девочку обнаружили? Или до этого?
— Таких свидетельств я не нашел. Возможно, беременность и не была заметна.
— И ты знаешь точно, что девочка стала жертвой сексуального насилия?
— Точно не знаю.
— Однако ты принимаешь за данность то, что она понимала, что происходит с ее телом, и запечатлела это на рисунке? Это твое видение фактов?
— Это самое логичное заключение, но не отрицаю, что не единственное. Например, можно предположить, что Нанна знала, к чему приводят половые контакты, и захотела изобразить это на своем рисунке.
— В любом случае ты убежден, что девочка подвергалась насилию?
— Мне кажется, что имеет смысл попробовать это выяснить.
— Ты упомянул, что было проведено вскрытие, а соответствующего заключения нет, верно?
— Верно.
— И как ты предлагаешь поступить?
— Я предлагаю эксгумировать останки, чтобы установить, была ли девочка действительно беременна.
— И все только на основании этого рисунка?
Конрауд молча смотрел на Марту.
— Единственная зацепка этот рисунок? — настойчиво спросила она.
— На мой взгляд, этого рисунка вполне достаточно. Насколько известно, родственников, которые могли бы выступить против эксгумации, нет. Единственное, что требуется, это твое согласие на повторное открытие дела.
— Допустим, что на этом рисунке Нанна изобразила саму себя. Но это ведь не доказывает, что она была беременна. Беременность она могла себе и нафантазировать. У нас на руках нет ничего конкретного — мы даже не знаем, действительно ли девочка на рисунке это и есть Нанна. Это лишь твое предположение — ты сам для себя решил, что это автопортрет. Было проведено вскрытие — как ты и говоришь — и если бы все произошло согласно твоей гипотезе, следственная группа обязательно бы об этом узнала. Существовал бы хоть один документ, свидетельствующий о беременности Нанны.
— На мой взгляд, расследование было проведено не должным образом, — возразил Конрауд.
Марта пожала плечами, словно в подтверждение своей точки зрения, что одних предположений недостаточно: требуется нечто более определенное.
— Значит, ты не будешь ничего предпринимать?