Девочка со спичками

Дверь за Ариной закрылась, и остался только аромат ее духов.

Соколов закрыл глаза и глубоко вдохнул, чтобы запах запомнился получше – прежде чем он снова пройдет по коридору свои восемьсот двадцать семь шагов до одиночки, ляжет на железную кровать без матраса и потеряет счет дням.

Игорь медленно поднимает голову и смотрит на гудящие лампы.

Потом на руки.

Снаружи кто-то уже скребется, чтобы его забрать, а он смотрит на запястья, испещренные царапинами от ногтей. Так он высчитывает время между длинными снами и пробуждением.

Окон в камере нет, стены гладкие, и на них ничего не нацарапать, поэтому он стал ставить засечки на теле. Пока закончились только предплечья. Надо подумать, что дальше.

Что дальше.

Что дальше.

– Соколов, руки за спину.

Один, два, три, четыре… Восемьсот двадцать шесть, восемьсот двадцать семь.

Лязг железной двери одиночки.

И гудение ламп, которые не гаснут никогда – ни днем ни ночью.

* * *

Время в хабе тянулось иначе – не так, как в тюрьме, но и не так, как снаружи.

Оно все равно казалось каким-то искривленным, неправильным. Игорь бродил по разным этажам и общим комнатам, садился в глубокие кресла в углах, кодил в одиночестве на выданном ему подержанном переносном компьютере – простом алюминиевом шаре, который цеплялся за пояс карабином. Батарея была дохлой, приходилось заряжать комп каждый день – но он выдавал сносную проекцию, на которой можно было рассмотреть код. Так кодить ему нравилось намного больше, чем на пластиковой бумажке восковым карандашом, – ему иногда позволяли это делать в СИЗО после многих дней «примерного» поведения.

Дни то неслись галопом, когда Крайнов говорил с Соколовым о его судьбе, то тянулись, как жвачка, когда вестей от военного подолгу не было.

Ничего плохого Крайнов во время встреч с Игорем не делал, напротив, был мил и обходителен – и от этого, на контрасте, становилось тошно от мысли о матери, которая никак не проявляла себя, хотя с момента его выхода из СИЗО прошло два месяца – достаточно много, чтобы остыть и все-таки позвонить.

Но она не звонила, и Соколова бросало в панику после каждого разговора с Крайновым.

Михаил Витольдович участливо смотрел на молодого хакера, говорил о погоде, о курсе крипторубля, о продвижении других сотрудников хаба на государственной службе. Соколову некуда было идти, и Крайнов знал это – и просто ждал, когда Игорь упадет в его руки, тепленький и готовый отдать свои мозги тому самому Министерству обороны, базы которого Соколов так некстати взломал.

Скорпион с кислой миной постоянно сопровождал Соколова к Крайнову. Стало понятно, что начальство передумало избавляться от Игоря, и Скорпиону, хочешь не хочешь, придется иметь с ним дело.

Игорь шарахался от Скорпиона, и тот поначалу поддерживал этот страх. Однако со временем ему это просто наскучило.

Сначала он перестал поигрывать пистолетом в присутствии Соколова, потом стал улыбаться снисходительно и в конце концов совсем оттаял. Они теперь кивали друг другу при встрече, хотя обоим казалось, что это чересчур, – но продолжали делать это, скорее из вежливости.

Однажды утром, когда Игорь уныло тащился по коридору на завтрак после бессонной ночи, которую провел в мыслях о родителях, Скорпион появился словно из ниоткуда. Он оттащил Соколова в кабинет, усадил на стул и сунул в руки подожженный косяк с марихуаной.

– Давай-ка, затянись как следует. А то лица на тебе нет. Давай-давай, расслабься, никто не узнает. Как говорит наше доблестное начальство, «дисциплина – это когда тебя не поймали». А тебя уже, в общем, поймали, так что давай, кури и не бзди.

Игорь послушно затянулся, кашляя, как туберкулезник, – он не баловался наркотиками до тюрьмы, только раз на каком-то квартирнике ему сунули в темноте половинку экстази, и он почти не почувствовал эффекта.

Трава оказалась крепкой, царапала гортань; Игорь вдыхал и выдыхал клубы дыма и несмело, но искренне ржал, хотя внутри все трещало по швам, когда Скорпион смотрел на него исподлобья. Край рубашки военного рядом с поясом топорщился от кобуры. Ему ничего не стоило вытащить пистолет и снова сменить милость на гнев.

Соколов все еще помнил их разговор в кабинете Крайнова – довольно сложно забыть, как кто-то тычет пушкой тебе в голову.

Но Игорь засовывал этот страх поглубже, как крупинки каннабиса в папиросную бумагу, а Скорпион через пару дней забивал еще косяк и снова отводил Соколова к себе в кабинет.

Постепенно Игорь стал есть и спать; к нему вернулось ощущение собственного тела, и он все меньше думал о матери с отцом.

Как-то раз во время обеда он даже подсел к другим узникам хаба, и внезапно оказалось, что почти все они живут здесь добровольно.

Это шокировало Игоря.