– So ein herrlicher Abend, ne?[19]
Я смотрю на Трюс в надежде, что его взгляд последует за моим.
– Да, – отвечает Трюс.
– Гуляете? – по-немецки спрашивает он.
– Да, – снова говорит Трюс. – Чудесный вечер для прогулки. – Ее голос такой же бесцветный, как и лицо.
«Чудесный вечер для прогулки»! Я невольно улыбаюсь. Мимо как раз проходят две женщины, уголки губ неодобрительно поджаты. В точности так люди иногда смотрят на маму с тех пор, как она в разводе.
– Скажи-ка… Можно тебя чем-нибудь угостить?
Воцаряется пауза, такая долгая, что я наконец поворачиваюсь обратно к фрицу.
– Да, это я тебе, – говорит он, обнажая в улыбке крупные желтоватые зубы.
Что ответить? Я нерешительно хихикаю.
– Так как?
– Меня, не… сестру? – лепечу я. – Она старше.
– Так вы сестры? – Он смеется. – Разве это возможно? Ты такая красивая, а она…
– Я согласна, – торопливо перебиваю я его, а про себя думаю: «Вот козел!»
– Она может пойти с нами.
– Ты уверена? – шепчет мне Трюс, будто не расслышав его, и я горячо надеюсь, что это вправду так. – Только честно!
Я уже ответила ему, но это неважно. Полсекунды – и решение принято. Такой шанс упустить нельзя. Но есть и другая причина. Он пригласил меня. Не Трюс. Меня. Во мне борются страх и долг, торжество и стыд. Я чувствую их всем своим существом.
Ответив сестре «да», я прислушиваюсь к себе, будто внутренне отступаю. Потом расправляю плечи, заглядываю фрицу прямо в глаза и говорю:
– С удовольствием. – И со словами: «А ты поезжай» – спокойно протягиваю Трюс ключ от велосипеда.
Сестра пытливо смотрит на меня. Я киваю ей, разворачиваюсь и ухожу с фрицем. Мои ношеные тусклые туфли тихонько шагают рядом с его блестящими коваными сапогами.
Вскоре его рука уже тянется к двери ресторана «Мужской клуб». О нет! Официант же меня узнает!
– Сюда мне нельзя, – выпаливаю я. – Напротив есть кафе, туда можно.
Фриц подмигивает мне и вытягивает губы, будто в поцелуе.
– Я разрешаю, – шутливо говорит он.
Значит, «Мужской клуб». Я торопливо вытаскиваю красные ленточки из косичек и провожу по распустившимся волосам пальцами вместо расчески. Фриц открывает дверь, и я следую за ним.
Надо же, думаю. Только посмотрите на меня! На улице почти стемнело. А я тут, в ресторане, сижу в уголке со своим фрицем и потягиваю горячий шоколад. Шоколад! Здесь его все еще подают! Ну или напиток, который очень его напоминает. Мой фриц пьет пиво. Я стараюсь не дышать слишком глубоко: немецкие солдаты дымят в свое удовольствие. У дверей уборных играет аккордеонист. Поди, из местных, решил подзаработать. За стойкой бара сегодня другой официант.
– Как тебя зовут? – спрашивает фриц.
– Вера, – отвечаю я и тут же добавляю, что мне восемнадцать.
И краснею: даже в мои семнадцать никто не верит. Но он одобрительно кивает. «Und Sie?[20]» – думаю я. Ему, должно быть, полтинник, не меньше.
Прежде чем он успевает задать следующий вопрос, я спрашиваю его имя – действительно, Генрих, – откуда он, и где находится Наумбург, и сколько он уже в Нидерландах – можно подумать, он здесь на каникулах. У меня отлично получается. Спрашиваю, скучает ли он по родным.
Он склоняется ко мне, щиплет за щеку и говорит:
– Когда я встречаю таких хорошеньких девушек, как ты, не скучаю.
У меня перехватывает дух. Не вздумай шлепнуть его по руке! Или облить шоколадом. Мило улыбайся, будто это экзамен на храбрость. Я опускаю голову и одариваю его смущенной улыбкой.
Я становлюсь кем-то другим – девочкой, которая не знает, что ответить. Он, этот фриц, Генрих, нагло разглядывает меня и скалится. Лучше бы он оставался для меня лишь мундиром, не превращался в человека с именем. Даже его лица я видеть не желаю. Пытаюсь смотреть на отдельные части лица, не воспринимать его как целое. Толстая нижняя губа, широкие черные брови, голубые глаза – как я и думала. Не выходит. Он становится человеком, мужчиной, у которого есть имя.
Я опускаю глаза. Официант, проходя мимо, положил рядом c моим стаканом бумажную соломинку, но допить через нее последние капли, не хлюпая, невозможно. Но нельзя же оставить их на дне? По-настоящему я почувствовала вкус только первых глотков. Какая жалость!
Не хотела бы я еще?
Я киваю, растягиваю рот в улыбке.
– Да, с удовольствием.
Наши уже поджидают в лесу или нет? Когда мне нужно выманить его на улицу? Заподозрит ли он неладное, если я предложу уйти слишком быстро? Не исключено. Фриц хочет познакомиться поближе, надо позволить ему это сделать. Другого выхода нет. Но чего именно он хочет? Что, если он по-настоящему даст волю рукам?
К горлу подступает тошнота, шоколад поднимается обратно. Я удерживаю его в рту, снова проглатываю. Ставлю локти на стол и кладу голову на руки. Спазм медленно отпускает меня.
Где сейчас Трюс? Наверное, стрелой домчалась до Вагенвег, уже уехала оттуда и теперь караулит на краю леса. Мы ни о чем не договорились, но Франс и старик Виллемсен – или кто-то другой – наверняка уже заняли позиции в лесной чаще. А вдруг она не застала их в штаб-квартире? Да нет, конечно, застала. Не их, так других. И эти другие теперь затаились на лесном посту.