Надо напомнить себе, что вещи, приносящие радость, не являются жизненно необходимыми. Давно заползшая под кровать обувная коробка с памятными безделушками. Письма от бабушки. Весь этот несуразный дом, в который они столько вложили. Дом — всего лишь вместилище для множества составляющих жизнь вещей. Коробка. Что с ним может случиться?
На чьей машине ехать — Лоры или Ника?
Какая дороже?
Какая дороже им самим?
Придется заколотить несколько окон. Выдернуть провода из розеток. Закрыть все внутренние двери — чем больше барьеров, тем лучше. Нужно хотя бы попытаться спасти все то, что останется, пусть не взять вещь с собой и означает признать, что ее потеря не станет трагедией.
Пробуждение мира
Прозрачную голубизну неба наконец прорезали первые полосы серых облаков. Деревья неестественно изогнулись, птицы исчезли. Сверчки, почуяв свободу, петардами выскакивали из травы, но стройный хор цикад уже смолк. И когда они успели исчезнуть? Затишье перед бурей было не более чем красивым преувеличением. Наэлектризованный воздух едва не потрескивал от напряжения.
Дом Мейсонов, как и другие строения по соседству, разразился эхом заколачиваемых окон. Дома будто сплотились, объединенные этим стуком, пусть их и разделяли деревья и дикие поля, усеянные небольшими выпасами лошадей, коз и коров. Выстроившиеся вниз по дороге дома на колесах были брошены на произвол судьбы. Владельцы не потрудились даже спрятать в трейлеры шезлонги и горшочные растения — их уязвимые жилища все равно не были способны защитить имущество. Коноводы загнали лошадей в прицепы и покатили по ухабистым грунтовкам к дамбе, животные вели себя смирно и выглядывали из кузовов, позволяя ветру трепать их гривы. Буксиров на реке не было. Матросы пришвартовали баржи к берегу и разошлись по домам помогать своим семьям готовиться к урагану.
Ничего необычного для южной Луизианы, ничего выходящего за рамки. Привычный летний ритуал. Правда, ураган на этот раз ожидался куда масштабнее, рвался поставить новый рекорд по шкале потенциального ущерба и силе ветра — его четко выраженный глаз на ночном снимке со спутника казался разверзшейся зеницей планеты. Гадать о направлении его движения уже не приходилось. Потерянное глазное яблоко Одина явилось за своим отмщением. Мировое око искало ее. Катилось по заливу прямо к реке.
Местные жители, не важно, провели они здесь много лет или только переехали с озера на южное побережье, знали, что вариантов у них было немного: либо оставаться, либо уходить. Риски были неизбежны в обоих случаях. Уйти означало не иметь возможности помешать незначительному ущербу вылиться в сущую катастрофу. Некому будет заколотить разбитое окно досками или, за неимением оных, перевернутым на бок столом. Некому будет потушить едва успевший заняться пожар. Но решение остаться влекло за собой не меньше опасностей. Иногда остаться значило пропасть без вести — история знала подобные случаи. Могла обрушиться крыша. Отползающая штормовая волна могла просто слизать дом с фундамента, будто пряничный, и разбросать по округе его обглоданные стены. И не успевших спастись жильцов, если только не утащит их в свои глубины.
Вернувшись с работы, дядя Броуди заявил, что они останутся в своем тесном, невысоком, зато кирпичном домишке, втиснувшемся на обочину поросшей деревьями улицы. Они жили поодаль — в целой полумиле от дамбы, которую, по его словам, обязательно перекроют, когда начнет вздыматься штормовой вал. В худшем случае вода зальет иссохшие корни обступивших их домик деревьев. Они заведут собак внутрь, злую запрут на кухне и спокойно переждут бедствие. Если вода все-таки прибудет — заберутся в притулившееся под крышей маленькое чердачное помещение, куда дядя уже отнес топор, которым, если и этих мер будет недостаточно, он прорубит деревянный потолок.
Тетя Броуди уже съездила в город и запаслась консервами, бутилированной водой, батарейками для радио и фонариками. Дядя принялся заколачивать окна, а Броуди хотел пойти прогуляться где-нибудь поблизости, но тетя не отпустила его, мотивировав запрет тем, что день сегодня был сумасшедший и не хватало им еще переживать, куда запропастился племянник. Надвигался ураган, и она боялась, что, не успев вернуться до того, как грянет буря, он уже не найдет дорогу домой.
Нигде не безопасно
— Считать какое-то место безопасным, — нравоучительно заговорил Один, — все равно что верить, будто мир замер, а люди — не меняются. Ты знаешь место достаточно хорошо, только если принимаешь, что с каждым мгновением оно умирает. С каждым мгновением выскальзывает из твоей хватки. Хочешь удержать его — готовься к изъеденным мозолями ладоням.
«Они у меня и так в мозолях», — мысленно буркнула Элиза, в полумраке оглядывая свои руки.
— Я говорю, что пришло время уносить отсюда ноги. Теперь я понимаю, что это следовало сделать давным-давно. Но я позволил себе забыть, кто и что ты такое. Используй ураган в качестве оправдания перед самой собой — и беги.