Девочка из стен

Элиза фыркнула. То есть вообразила, как фыркает. Грезила наяву. Теперь она вообще не издавала звуков. Только очень тихо дышала. Мир, который она знала, существовал отныне лишь запечатленный под ее закрытыми веками. Призраки наполнявших его звуков воспоминаниями подрагивали на чувствительных слуховых рецепторах.

— Вот что я тебе расскажу, — вздохнул Один. — Однажды, тысячу лет назад, будучи еще зеленым юнцом, я взобрался по могучему стволу Мирового Древа и отломал одну из его ветвей. Я намеревался посадить ее в землю и вырастить из нее собственное Мировое Древо, которое оберегал бы от посягательств. Оно было бы только мое, служило бы мне одному. Как водится, это не сработало.

«Конечно, не сработало. Деревья из палок не растут».

— А ты так много знаешь о волшебных деревьях? — поддразнил ее бог. — Они растут по совершенно иным законам, нежели обычные. Дело было во мне.

Один опустился рядом с ней на колени, избороздившие его щеки морщины были похожи на длинные шрамы. Впадина, оставшаяся от глаза, не перестала быть им — просто теперь зрела внутрь.

— Я посадил ветку в болото — и ее кора превратилась в штукатурку, стекло и кирпич. Ее собственные ветви вскоре расползлись навесом столь густым, что ни ветру, ни дождю не удавалось сквозь него пробиться. Могучие корни моего дерева никогда бы не сломались и не загнили. Оно никогда не провалилось бы в утробу раскинувшихся вокруг болот. Никогда бы не упало.

«Но что же случилось?»

— Я не был готов. Я был молод. Я понял, что этот дом стал бы моим надгробием. Что я собственными руками рыл себе могилу. Я не был даже близко к этому готов. Однажды ночью я разломал ветви своего дома в щепки и похоронил его останки в земле, в теперь уж давно затопленном краю.

— Понимаешь, — продолжил Один после короткой паузы, — ты никогда не перестанешь по ним скучать. Где бы ты ни была и сколько бы ни минуло лет. Тебе станет легче. Боль утихнет. Но не пройдет. Не пройдет, даже когда ты состаришься. И они будут там — в этой боли. Будут с тобой.

«Как можно взять и выбросить целый кусок жизни? Конечно, тебе это под силу. Но остальным? Ты справишься, просто потому что ты — это ты. Но у меня нет вечной жизни как у тебя».

— Нет, — согласился Один. — И у меня ее нет.

Бог опечаленно покачал головой, его белесая борода заколыхалась.

— Я сам виноват, что ты не можешь этого понять. Все рано или поздно умирают. — Один растянулся рядом с ней на земле и закрыл руками изрезанное возрастом лицо. — Но если умрешь и ты… — Его голос дрогнул. — Я этого не переживу.

Все, что осталось

Вечером накануне отъезда Мейсоны всей семьей до ночи смотрели новости в гостиной, игнорируя почасовой щебет малиновок и пересмешника. Машину они загрузили еще днем. Мейсоны успели залатать пробитые стены и сровнять слои шпаклевкой — оставалось только замаскировать почти зарубцевавшиеся шрамы краской. Заполировывать царапины на полу и менять изорванный ковер у них времени не было. Они оставили дом наполовину изувеченным. В тот вечер их голоса звучали особенно приглушенно, словно они всей семьей с головой залезли под одеяло. После одиннадцатичасового прогноза погоды мистер Ник растолкал мальчиков и отправил их по кроватям — чтобы уже через несколько часов, задолго до восхода солнца, снова разбудить их и спешно покинуть дом. Элиза проспала отъезд Мейсонов и понятия не имела, как долго она была одна.

Она протиснулась в стены и поползла вверх по дому. Воздух здесь и правда был куда чище. Пальцы и предплечья ослабели, горло все еще болело, но шумный подъем по изнанке дома наполнял ее энергией.

— Ты прямо обезьянка! — заметил как-то раз Броуди. И сейчас она снова чувствовала себя именно ей. Он назвал ее так, когда она показывала ему старую потайную бельевую шахту. Она начала снизу, приоткрыв загораживающую лаз доску с нарисованным на ней деревом. И пока он с любопытством вглядывался в недра темного желоба, Элиза предложила ему посоревноваться: Броуди нужно было успеть найти выход из жерла, прежде чем она доберется туда по шахте. Скривив губы в ухмылке, он помчался наверх. Пока Элиза уверенно карабкалась по желобу, руками и ногами уперевшись в его стенки, топот Броуди нетерпеливо громыхал по комнатам второго этажа.

Она не прошла и полпути, когда мальчик замолотил кулаками по доске, приставленной к задней панели шкафа в ванной комнате. Поднявшись выше, она увидела в светлом конце туннеля его довольную физиономию, улыбка на которой тут же измялась выражением крайнего удивления.

— Что? Да ты же просто висишь там! — открыл рот Броуди. — Прямо в воздухе! Ты потрясающая! — И она полностью разделяла его мнение, несмотря на собственный проигрыш.