Девочка из стен

Они сидели в траве на корточках, но Эдди упорно чувствовал на себе чей-то взгляд. Из дома, из раскинувшегося позади леса. Меж ветвей высоких дубов на заднем дворе сонно висели золотые кругопряды и другие здоровенные — в ладонь — пауки, черные и желтые. Их огромные сети поблескивали в лучах заходящего солнца. Ветер раскачивал ощетинившийся вокруг мальчиков чертополох. В окне кабинета на втором этаже Эдди почти в полный рост видел захватившего их дом мужчину. Видел, как изгибается его рука в смачном замахе и как молоток врезается в стену. Он работал ритмично, словно бывалый шахтер. Ломающие стены удары звучали здесь как шлепки ладонью по бедру. Свет наверху начал мигать от каждого нового удара.

Отсюда сквозь распахнутые окна Эдди видел большую часть дома.

Отсюда они услышали нарастающую и приближающуюся сирену.

Птицы

Откуда-то, становясь все громче и громче, доносился птичий крик.

Трауст настороженно остановился. Он тоже их слышал.

— Вот дерьмо, — выругался он. — Так быстро?

Он окончательно потерял терпение. Трауст в спешке колотил по стенам, неистово их проклиная. Элиза снова закашлялась, высунув язык, задыхаясь, чувствуя, будто каждый спазм вырывает из нее по куску плоти. Казалось, у него в руках было с полдюжины молотков. Элиза была усыпана обломками стены. Перед глазами все плыло. Нужно было двигаться, бежать, но она не могла даже пошевелить безжизненными конечностями. Он долбил не только молотком, но и стальными носками сапог. Потому что птицы были на подлете. Кричали еще пронзительнее и громче. Казалось, гуси, скворцы и кряквы затеяли собственное великое переселение. И все разом устремились сюда, завывая какую-то дикую симфонию. Их напряженные голоса то повышались, то уходили в совсем нижний регистр, будто они одновременно взмывали в небо и снова ныряли под облака — до самого дна, до земли.

Они летели по ее душу. И по его. Оба это понимали. В ее адрес посыпались новые ругательства. Он стоял совсем близко и проклинал ее снова и снова. Затем яростно взревел, надтреснутый голос превратился в бешеный, неудержимый крик. Крик непрекращавшийся, словно его тело — или что-то, что он очень любил — полыхало в огне.

Сирена свернула на подъездную дорожку.

Он убегал прочь, проносился по комнатам.

— Но ты же здесь! — завопил он.

Элизе никак не удавалось унять кашель.

Его сапоги снова загремели по полу — он вернулся.

— Ты прямо здесь! Прямо здесь, тварь! — Его рука просунулась в пробитую дырку и поползла в темноте, нащупывая ее. Пальцы сжимались и разжимались, шлепая по стенам прямо над ней. Если бы он дотянулся до нее, то поднял бы как тряпичную куклу, прижал бы к одному из проделанных им отверстий и тянул бы, пока ее тело не проломило бы стену.

Но он вынул руку и, врезаясь в стены, кинулся прочь по коридору. Он тяжело сбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Вой сирены во дворе стих, но все еще дрожал в воздухе, безмолвно и гнетуще. Послышались мужские голоса.

Элиза лежала, восстанавливая дыхание. Воздух казался непривычно вязким.

Тело ныло. К горлу подступила желчь.

На мгновение в доме воцарилась тишина. Он наконец был пуст.

Элиза нашла в себе силы подняться. Она отерла с лица пыль, ногтем разлепила мокрые ресницы, прижалась лбом к холодной штукатурке и сквозь изрешеченную стену уставилась на притихшую комнату.

Изгнанный

Они смотрели, как дом изгоняет его: как ударилась о стену сетчатая дверь, когда он бросился на нее, прокладывая себе путь во двор, как он, спотыкаясь в оранжевом свете послеполуденного солнца, сорвал с лица белый респиратор и швырнул его прямо на лужайку, в другой руке волоча свою сумку с инструментами.

По мокрой неровной подъездной дорожке к дому, мигая красными огнями, медленно подъезжала машина, казавшаяся особенно громоздкой на фоне хрупких маминых цветов и маленького деревянного заборчика, окаймлявшего въезд. Она задевала и ломала низко нависшие дубовые ветви, преграждающие ей путь.

Они смотрели, как мистер Трауст забирается в свой грузовик и заводит мотор, как дрожит всем телом, включая передачу. Его черный фургон полукругом проехал по лужайке, вывернул на подъездную дорожку и на полпути уперся в пожарную машину. Восьмицилиндровый двигатель со снятым глушителем взревел, набирая драконовские обороты, колеса взметнули брызги гравия и грязи. Он резко свернул вправо — на передний двор, грузовик покачнулся и накренился, ломая небольшое ограждение. Колеса плевались комьями травы. Мистер Трауст объехал пожарную машину, свернул обратно на подъездную дорожку и стремительно вылетел на дорогу.

Совсем скоро его грузовик скрылся из виду за пампасной травой и деревьями. Его не было секунду. Две. Но не видеть его не означало перестать бояться, что он все еще наблюдает. В зеркала заднего вида, из леса, раскинувшегося за их спинами, из дома или с заднего двора. Они не чувствовали себя в безопасности, даже когда рев его двигателя затих вдали, — он все еще мог быть здесь, просто вне поля их зрения.