Девочка из стен

Если бы хоть что-нибудь из этого было правдой, они бы поняли. Догадались бы сами. Они бы поверили. Но они прочитали переписку Маршалла с этим мужчиной, который явился в их дом. Которого мальчики, по их утверждениям, позвали сами. Которого больше здесь не было. Именно он был всему виной. Всему, что произошло в этих стенах. Он каким-то образом заставил мальчиков поверить в его россказни. Просто сумасшедший, сумевший разжечь их детские страхи.

— Вы уверены, что он не причинил вам вреда? — еще раз уточнил Ник.

И еще раз услышал их уверенное «нет». Но Ник спрашивал не о царапинах на предплечьях, оставленных ветвями каменного дерева. И не о синяках на плечах Маршалла от крепкой хватки незнакомца. И не о пунцовой переносице Эдди. И не о наливающемся под его глазом фингале.

— Только это? — подхватила Лора. — Ничего, кроме этого? Точно?

Мальчики клялись, что ничего.

Минуты бежали незаметно. Антикварные часы внизу в очередной раз залились птичьим пением. Время уползало все дальше и дальше за полночь.

— Я не знаю, что еще сказать, — вздохнул Ник. — И не знаю, о чем еще спросить.

— Хотите сегодня поспать в нашей комнате? — предложила Лора. Поколебавшись — какие же они все-таки дети! — мальчики ответили, что не хотят. Что они определенно не станут ночевать с родителями.

Они еще вернутся к этому разговору. Будут обсуждать снова и снова — завтра. Подразумевающиеся наказания подождут. Разборки, проверки, разговоры — весь тот клубок, который им предстояло размотать — подождут. Все они слишком устали. Рано или поздно силы могут оставить каждого. Они проводили мальчиков в их комнаты. Подождали, пока они заползут в кровати.

Всю ночь мистер и миссис Мейсон ходили из комнаты в комнату. Предварительно заперев все входные двери. Окна смотрели на них безжизненными темными стеклянными глазами — так обычно смотрят каменные статуи. Лора и Ник несли свой караул порознь. Время от времени они проходили мимо друг друга, изредка даже встречались взглядами. Щеки казались обвисшими, подбородок — непривычно обмякшим. Оба как будто постарели. Они не разговаривали.

Но всякий раз, когда они оставались в одиночестве, в них просыпалось то самое чувство. Мужчина мало чем отличается от мальчика. Так же, как женщина мало чем отличается от девочки. Они всего лишь повыше и занимают чуть больше места в пространстве. Но они все равно не могли поверить — ни сыновьям, ни инстинктам, ни застрявшей в глубинах их сердец истине.

И все же ни в одну другую ночь им не было так трудно гасить свет.

Люди не исчезают бесследно

Что-то назревало.

Элиза чувствовала это в затхлом, гноящемся воздухе. Он все еще был там. Прятался в топающих над ней мальчиках. Поджидал ее в их родителях.

Стоило закрыть глаза, над ней снова вырастал тот мужчина. Он подбирался невыносимо близко, искал ее. Она знала, что даже недели спустя кожа ее головы будет вспыхивать болью при одном только воспоминании о крепко вцепившейся в ее волосы руке.

Люди не исчезают бесследно. Этот человек ушел — но оставил здесь свой отпечаток. Мебель в каждой из залитых лунным светом комнат отбрасывала его тень.

И он будет здесь, будет окружать ее, будет подстерегать во дворе. Он стоял на ее груди душным, влажным, жарким, тошнотворным воздухом. Он наваливался на нее тишиной в часы, когда птицы на улице замолкали.

Где бы он ни был, он оставался в этих стенах. Любая машина, с включенными фарами проезжающая мимо дома посреди ночи, была его фургоном. Он был бы рядом, даже если бы находился за сотни миль отсюда в собственном изрезанном, выпотрошенном доме. Он был здесь и одновременно — в тысяче миль от нее. Таился в переменчивых ликах погоды и в самой природе. Он был здесь уже тогда, когда, вернувшись в свой дом, Элиза повернула сломанную ручку библиотечной двери, — был в усыпавших траву росинках, в зимней луизианской свежести, давил на нее воздушным столбом, силу которого покладисто замеряет барометр. Все эти месяцы она жила в стенах, а он — в самом мироустройстве. Он стал естественным порядком бытия. Дом больше не принадлежал ей, и он старательно продолжал его отнимать.

Сильнейшие бури не обрушиваются внезапно. Они всегда поблизости. Безмолвно вздымаются для страшного удара.

5

Река — это спящий великан

В одной истории Тор, храбрый сын Одина, отправился далеко на север, за болота и горы, за великие равнины и озера, за холодные просторы лесов, раскинувшиеся под замерзшим серым солнцем. Отправился к дому, наполовину погребенному в снегу и льду. Локи, брат Тора, предал его, и мир наконец сделался слишком тяжелым для его усталых плеч. Он искал место, где можно было бы уединиться.

Бог Грома вошел в старый дом и закрыл за собой дверь, отгородившись от обжигающего ветра. Он прошел через потрепанные временем комнаты, уставленные перламутровой от мороза старинной мебелью. Наверху он нашел кровать и лежал на ней до тех пор, пока не почувствовал, как холод просачивается сквозь плотные ленты его мышц, впитывается в кости, отнимает, обездвиживает конечности.