И плевать, что все это вранье до последнего слова. Просто я не верю в любовь, не верю в Ярославу, не верю в нас, не верю в то, что хоть кому-то по-настоящему нужен в этом гребаном мире. Если уж родной матери я никуда не упирался, то на что я вообще надеюсь? Этой вселенной правит только власть, бабки и секс. И чем у тебя больше всего этого, тем ты счастливее. Как видите, в этом уравнении нет никакой замшелой любви.
А глаза уже шарят по парковке, пока я заруливаю и высматриваю место, где бы приткнуться. Ищу ее снова и снова, пробегая взглядом по толпе спешащих на занятие студентов. А потом замечаю знакомую серебристую ауди, и горло забивает странный ком. Стискиваю оплетку руля и кусаю нижнюю губу. И вот уже тачка останавливается, а из нее выходит прилизанный Кирюша со своей сестрой, что-то говорят друг другу, качают головой и кутаются от пронизывающего январского ветра в капюшоне своих курток. Звук выставленной на машине сигнализации и до меня наконец-то доходит, что Ярославы с ними нет.
Что за хрень?
Может с водителем сегодня?
И я продолжаю ждать, пока все сроки не выходят, а институтские ступени окончательно не пустеют. Ее нет…Но я точно понимаю, что проглядеть ее не мог. Просто не способен на это, понимаете? Поэтому, я достаю телефон и набираю ее номер, что уже давным-давно затесался в «избранном».
«Надо будет убрать», – отрешенно думаю я, пока слушаю гудки в трубке, а потом и чувствую, как сердце пропускает удар, когда я слышу ее голос.
– Алло?
– А ты где? – без приветствия перехожу я сразу к делу.
– А зачем тебе эта информация, Ян? – и ее вопрос звучит как насмешка. Какого хрена?
– Поговорить с тобой хотел, – припечатываю я, хотя понимаю, что совсем не разговорами желал бы сейчас с ней заниматься. Я скучал. Я не видел ее четыре гребаных дня! А теперь я, идиот махровый, зачем-то планирую с ней расстаться. Боже!
– О, поговорить! Как чудесно, – вдруг почти радостно выдает она и тут же продолжает дальше, – я ведь тоже с тобой хотела поговорить. Давай не будем откладывать в долгий ящик, да? Ну так вот. Ян, между нами, все. Покувыркались и ладушки. Видишь ли, я хотела бы получить от своей жизни больше. Я молода и мне просто жизненно необходимо веселиться, ходить по клубам и все такое. Понимаешь, о чем я?
Но я только тупо молчу и слушаю то, что она говорит, с трудом понимая, что Ярослава сейчас на полном серьезе дает мне отставку.
– Ну, мне бы не хотелось ограничивать себя, вот я о чем. Уж кому как не тебе стоит понять меня, да? Я хочу без оглядки ходить по вечеринкам, знакомиться с другими парнями и делать то, что мне заблагорассудится. Молодость, Ян. Когда еще я смогу получить столько всего и без каких-либо обязательств? Мне нужна свобода, я не готова быть только твоей Ясей, вот о чем я.
– Все сказала? – вытолкнул я из себя.
– Ага, – прилетает мне пинок прямо в живот, – надеюсь, разойдемся без обид?
– Да не вопрос, – буквально, насилуя голосовые связки выдавил я из себя и отбил звонок.
Ну вот и все, собственно. А чему тут удивляться? Я же вам говорил…
Глава 66
POV Ян
Как доехал до института? Хрен его знает. Как сдал очередной экзамен с полпинка? Вообще не имею понятия. Стопроцентный автопилот. А в груди те временем разрасталась черная, мать ее, дыра!
С другими парнями!
Какого художника она сказала мне это?
Как теперь это переварить? Как вообще с этим жить, представляя, что ее каждую ночь возможно будет брать все новый и новый партнер. Что она будет позволять прикасаться к своему идеальному, совершенному телу. Будет разрешать целовать ее грешный рот. Будет планомерно убивать Мою Ясю, превращая ее в просто девушку, с которой я однажды познал рай. Она не может быть такой же как моя мать? Или может? Еще одна Юля Аверина без тормозов, стыда и совести?
Что за жесть вообще, вы мне скажите?
Но…разве не этого я хотел? Разве не от этого бежал? Разве не собирался сам поставить, между нами, жирную точку? Разве не должен я выдохнуть сейчас с облегчением?
Так вот – я вообще не знал, как теперь дышать! Я задыхался. Хапал воздух как одержимый, но необходимого для жизни кислорода не получал. Заходился в какой-то панической тахикардии нон-стопом, двадцать четыре на семь и не знал, что делать с этим состоянием. Я не спал и почти ничего не ел. А еще я ненавидел ее за то, что она все-таки меня сделала.
Ведь я думал, что буду жить на этом подсосе хоть какое-то время – знании, что она моя. Жестоко? Черт, да! Но так я бы по крайней мере не подыхал от разъедающего душу оцепенения.