Девочка-яд

Удар с ноги в солнечное сплетение и еще один в живот. Но я невозмутим. Смотрю на мужика и умоляю себя просто слушать, но не воспринимать.

– Ну что ты замер как косуля в свете фар, родной? – насмехается он, – Не веришь? А это, между прочим, для всех было видно невооруженным взглядом, Демьян. Ты – всего лишь продукт сделки между семьями твоих родителей. Во благо, как говорится, голубых кровей. Вот только Юля всегда любила лишь меня. Меня одного! И вы с Павлом для нее были как кость поперек горла. А потом родилась наша Рада. Плод настоящей неземной любви, союза двух любящих сердец. Не то, что ты – побочный результат договорных отношений. Ты никогда не был нужен ей. Она ненавидела день, когда ты был зачат и когда родился на свет. Жаль только твой идиот папаша все не хотел это признать. Все пытался сохранить этот уродливый брак.

– Уродливый…брак? – прохрипел я.

– Он перекрывал нам кислород, лишал средств к существованию и только лишь поэтому Юля была вынуждена возвращаться к нему снова и снова. Но мы не могли жить друг без друга, и она сбегала опять. Она умоляла дать ей развод, но Павел же у нас перец принципиальный. Для него было важно только внешнее благополучие, а на остальное плевать он хотел с высокой горы. А потом Юли не стало.

И из горла мужика вырвалось сдавленное рыдание.

– Не стало моих девочек. Твой папаша-урод лишил меня всего! Это он должен был разбиться и сгореть в тот день! Он! А не Юля с Радой. Ненавижу вас, Аверины! Ненавижу!

Он еще продолжал что-то сбивчиво бормотать и плакать, сидя передо мной, а я не мог поверить в то, что услышал. Неужели все это действительно правда? Неужели мир настолько полон дерьма?

А в следующие мгновение дверь в кабинет открылась с пинка моего отца. Разъяренный, грудь ходуном ходит и глаза его суматошно бегают от меня к странному мужику и обратно. Страх, чистый и концентрированный – вот, что отражалось в его глазах, как безмолвное доказательство того, что я услышал правду.

Встал из-за стола, подошел к окну и открыл створку, тут же доставая из кармана пачку отравы. Вдыхал в себя ядовитые смолы и отстраненно слушал, как позади меня побитой собакой скулит незваный посетитель. Нецензурная брань и жесткие слова отца.

– Как он сюда попал? Как, мать вашу? – хороший вопрос, я бы тоже хотел это знать.

– Простите, Павел Сергеевич, затесался среди группы корейских делегатов, пальто спер у одного и дипломат, пока тот отошел на пару минут.

– Господи, меня окружают идиоты! – буквально рычал отец, – Уведите это недоразумение! Быстро!

– Бабки гони, Аверин! – орал мужик как резаная свинья.

– Все, Раков, перекрыли вентиль, – обрубает его мой родитель.

– Я пойду в прессу, козел, – верещал он уже где-то в приемной, – я все им расскажу! Все! Вся страна будет перебирать твои грязные трусы, Аверин! Так что гони бабки, мразь! Мне нужны бабки…

Где-то здесь наступила гнетущая, разрывающая душу тишина. Она выклевывала мои мозги и все добрые воспоминания, что были в моем детстве. Видимо услужливо высвобождала место для того воза новой информации, что в одночасье на меня свалилась.

– Что он успел тебе наплести? – и вопрос отца, словно выстрел разорвал пространство так, что я даже вздрогнул.

– Пап, – буквально прохрипел я, – только не ври мне, пожалуйста. Мне больше не пятнадцать.

– Я хотел, чтобы твоя память о ней была светлой, – спустя какое-то время все же сказал отец.

– Да, а потом пришел какой-то тухлый черт и поведал мне, что я, оказывается, нежеланный ребенок для своей матери, а Рада вообще мне сестра только наполовину. Зашибись, новости с полей, да, пап? – упираюсь рукой в панорамное остекление и понимаю, что у меня форменно закипают мозги.

И вновь тишина между нами электризует воздух и сводит с ума. Только несколько шагов и еле слышный скрип кресла за спиной. Тихий вздох и наконец-то отец начинает говорить, а я вдруг понимаю, что абсолютно беззащитен перед это правдой.