Девочка-яд

И моя душа, выдирая с мясом свои корни, покидает меня и улетает в небо. Ей слишком больно в этом теле, что истекает кровью. Она меня бросает, оставляя на растерзание этой неприглядной действительности.

Ян Аверин, парень, которому я подарила свою первую ночь и свое сердце, пренебрежительно плюнул на все это. Оттолкнул носком своей дорогой брендовой обуви, а потом и вовсе растоптал, не оставляя мне ни единого шанса. И сейчас он сидел, с девицей модельной внешности на коленях, в компании своих друзей, смеялся, откидывая назад темноволосую голову и одной ладонью наминал девчонке грудь, беспечно засунув руку ей под футболку.

Всхлипываю и выхватываю еще один удар – она что-то шепчет ему на ухо, а он так проникновенно смотрит на нее. Когда-то он также смотрел на меня.

Целых две недели смотрел. Брал. Заставлял верить в сказку, которой на самом деле нет.

Где-то здесь я и поняла, что сказок в этом жестоком мире не бывает. Есть только бессердечные мальчики, что ломают наивным девочкам судьбы, используя их по своему усмотрению.

Так использовали и меня.

Последнее, что я вижу, так это его руки на чужом теле. Они прижимают девчонку к себе, обещая Рай на земле. Лжец! Чертов лжец! Там нет никакого Рая, только Ад и ничего больше.

Как доехала домой не помню. В сознание отложился только жалобный, полный муки плач и теплые руки Аньки, что отчаянно стискивала меня и просила успокоиться. Легко сказать! Не тебе же сейчас планомерно судьба тыкает в сердце кривой ржавой вилкой. Снова, снова и снова. Но на этом не останавливается, а начинает накручивать образовавшиеся ошметки и с садисткой улыбкой пытается выдрать их из груди. Хохочет, радуется, что целенаправленно изничтожила меня.

В своей комнате оказываюсь только глубокой ночью. Долго лежу под жалящими каплями воды в душевой и вою. Вою! Закрываю глаза, представляю, что именно сейчас он трахает другую и перехожу на новый круг Ада. Кто говорил, что их девять? Ох, если бы…

Эта агония бесконечна. И она медленно, но верно, убивает во мне все чувства, эмоции, выжигает все живое, а затем планомерно поджаривает то, что от меня осталось.

Сбитые простыни. И огонь по венам уже не течет, а бурлит. Горло дерет, но рыдания удержать не представляется возможным. Это уже даже не плачь, скорее скуление умирающего животного.

Пытка как она есть.

Где-то здесь я чувствую прохладные руки мамы и тихие ругательства отчима.

– Что делать, Паш? Тридцать девять и четыре!

– Я убью его, Света!

Боже, о чем это они? Пусть уйдут, просто уйдут. Разве я многого прошу? Мне так больно, но я не хочу ни с кем делить эту боль. Она только моя. Впредь буду знать, как верить мерзавцам.

Незнакомые голоса, кто-то крутит меня и вертит туда-сюда, опять сетует на высокую температуру.

– Очень сильный однократный стресс. Типичный пароксизм, – слышу я будто бы издалека.

Укол в сгиб локтя. И блаженная тишина…

Не болит…

Не ноет…

Как же хорошо! Я хочу остаться тут навечно. Но этой маньячке-судьбе плевать на мои желания. Она выдергивает меня своими отравленными пальцами из небытия и снова с головой окунает в грязную, прогорклую, вонючую жижу действительности.

Где я больше Ему не нужна.

Мама сидит рядом и с жалостью смотрит на меня. Опять. Гляжу на нее в ответ и молчу. А что сказать? Открою рот и опять начну реветь.

– Если хочешь, мы отменим твою практику в Китае, детка? Паша обо всем договорится, поездку по гранту просто перенесут.

Но я только отрицательно качаю головой. Мне нужно уехать. Подальше от Него и тех страданий, что Он причинил мне.

– Славка, я же мама твоя. Поговори со мной, – и ее теплая ладонь накрывает мою ледяную.

– Нет, – припечатываю я и выдаю себя с головой, чувствуя, как слеза срывается с ресниц.

– Тогда собирай чемодан, дочь. Вылет завтра в девять утра.

– В понедельник, мам, – вяло выдыхаю я.

– Понедельник завтра, Славка, – вздохнула родительница и встала на ноги, – ты почти двое суток не приходила в себя.

Почти двое суток…

А можно еще лет десять, а?

Но выбора мне никто не оставляет, и я планомерно делаю то, что нужно. Методично и планомерно пакую нужное в пластик, а себя в равнодушие. Чтобы улететь отсюда. Улететь от него. От мальчика, что расколошматил мне сердце и душу.

Еще один укол перед сном и еще одна обманчиво равнодушная ночь.

А утром снова была долгая дорога в аэропорт. И даже очередной укол не помогает.

Тихие рыдания самые мучительные. А вытертые украдкой слезы самые соленые.

Провожает меня только мама, говорит, что у дяди Паши дела, которые было не отменить в это утро понедельника. Жаль, но что поделаешь. Прощаемся с родным человеком, и я наконец-то скрываюсь в зоне предполетного досмотра.

В груди печет, но это кажется уже не таким значительным на фоне остального тотального издевательства над моим внутренним миром.

И вот уже долгожданный сигнал по громкой связи – пассажиров приглашают на посадку в самолет. Встаю, подхватываю сумку с ноутбуком и медленно бреду к гейту. А в заднем кармане отчаянно разрывается телефон.

«Ну что и кому еще от меня надо?», – вымученно думаю я и достаю гаджет.