Девочка и ветер

В коридоре социальной службы Ивана заняла место на скамье напротив приемного окна и терпеливо ждала вызова. И хотя у нее было назначено на одиннадцать часов, социальный работник еще не появился. Вокруг, заметно нервничая, суетились в большинстве своем молодые люди. Одни измеряли длину коридора медленными шагами, коротая время, будто его можно укоротить или продлить. Другие сидели, занятые своими мыслями, ожидая, когда администратор назовет их имя.

Здесь были студенты, закончившие обучение, которые не подходили под требования для получения пособия по безработице; разведенные женщины с маленькими детьми; алкоголики, наркоманы, беженцы и многие другие, кто нашел выход из безденежья в социальной помощи.

Ивана изучающе рассматривала присутствующих, пытаясь отгадать, какая беда заставила их терпеливо и унизительно ждать, как собаки перед мясной лавкой, когда им бросят какую-нибудь кость из социальной кассы. Потом, обглодав ее, они снова встанут в очередь к спасительному окошку.

Ее внимание привлек низкорослый молодой человек, который разговаривал с администратором. Его коротко подстриженные волосы были черными, как сажа, а темные глаза блестели, как два уголька. Молодой человек взял свой талончик и, заметив свободное место рядом с ней на скамье, спросил, может ли присесть.

– Можно! – ответила ему Ивана с улыбкой и подвинулась.

Услышав, что по-шведски она говорит с акцентом, юноша спросил:

– Вы не шведка?

– Нет.

– Из какой страны вы приехали?

– Из Сербии. А ты?

– Из Тбилиси. Я – грузин.

– Чем ты занимаешься? Или ничем не занимаешься, раз уж ты здесь?

– Я студент, изучаю электронику. В Швецию приехал учиться в аспирантуре. Через пару месяцев заканчиваю, но хотел бы остаться здесь или хотя бы продлить пребывание.

– Зачем?

– Я – военнообязанный, а у нас началась война с Россией. Знаешь, эта заварушка с Абхазией и Осетией. Меня сразу же мобилизуют, а там погибают. Ужасно. Может, ты видела по телевизору?

– Ну и что? И другие погибают! – Ей понравилось играть с ним в кошки-мышки.

– На свою небольшую стипендию и то, что удается заработать нелегально, я содержу мать и сестру. У нас сейчас такой кризис, что ты себе даже представить не можешь. У моей матери пенсия пятнадцать евро.

– А отец?

– Умер в прошлом году.

Они замолчали. Ей было как-то жаль его. Беду понимают только те, кого тоже коснулся ее зловещий жезл. Сытый голодному не товарищ.

– Как тебя зовут?

– Мамука!

– Как-как?

– Мамука.

Ей стало смешно. С таким необычным именем она никогда не сталкивалась. Пытаясь отгадать смысл имени, для себя она его перевела как «маменькин сынок».

«Маменькин сынок, студент электротехнического факультета, и тебе путь не усыпан розами. Мы с тобой одинаковые. Каждый носит груз своих проблем, все мы, находящиеся здесь – богатые и влиятельные, бедные и несчастные, только каждый за плотно закрытыми дверями своей личной жизни скрывает от других, насколько это возможно, свою собственную беду».

– Мамука, а здесь ты что делаешь?

– Я должен помочь с переводом одному своему земляку, который не знает ни шведского, ни английского. А ты?

– Я за пособием. У меня нет работы, а мне с дочерью надо как-то перебиваться.

– Ты замужем?

– Нет, разведена.

Какая-то светлая тень промелькнула по лицу Мамуки.

– Если хочешь, можем где-нибудь встретиться, чтобы познакомиться получше.

– К чему это?

– Я одинок. Мне нужен кто-нибудь, с кем я мог бы дружить, а грузин здесь почти нет. Можно мне взять твой номер телефона?

Он как раз успел записать номер, когда стеклянная дверь, разделяющая служебные помещения от зала ожидания, открылась и седовласый служащий назвал имя:

– Ивана Савич!

Она улыбнулась Мамуке и проследовала за сотрудником социальной службы. Мамука через стеклянную дверь провожал ее взглядом по всей длине освещенного коридора, пока ее силуэт не исчез в одной из боковых дверей кабинетов.

– Матерь Божья, как хороша! Ангел во плоти!

Темпераментное сердце молодого грузина танцевало, ликуя, радуясь счастью, которое, казалось, было на расстоянии вытянутой руки. Когда земляки увидят его с ней, его авторитет возрастет, потому что из всей компании только у него не было девушки, что было частым поводом для насмешек. Он был готов взлететь. В секунду он перестал чувствовать себя слабым, беспомощным и никому не нужным. Неясный отсвет будущего счастья закружил его в вихре, бросив в водопад ярких цветов и опоив, как молодое вино. Калейдоскоп неосуществленных желаний преломлялся нереальными картинками будущего блаженства, с которых из-за туманной вуали ему улыбались большие голубые глаза Иваны.

– Будет моей или ничьей, – убеждал он сам себя.

Только тот, кто никогда не испытывал любви с первого взгляда, не понял бы Мамукина нежданного счастья.

А в это время в одном из кабинетов социальной службы разворачивался диалог между чиновницей и светловолосой молодой женщиной:

– Ивана, у тебя есть дочь?

– Да.

– Она живет у тебя?

– И у меня, и у моей матери, которая живет в доме напротив.

– Понятно, но ребенок официально живет у тебя?

– Да.