Девочка и мертвецы

 — Они ведь все хорошие, дяденька. Все! Все хорошие! Несчастные, но хорошие. Посмотри в эти глупые злые лица, дяденька: они ведь все дети, были детьми, детьми и остались. Как их можно не любить? Разве возможно такое? Ну посмотри, посмотри им в глаза! Видишь искру? Это та искорка, которая никогда не потухнет. Видишь? Скажи: видишь?

 — Не вижу, Катенька. Прости уж.

 — А вот я вижу, — сказала девушка, поднимаясь. — Вижу. И надо, чтоб другие увидели. Если каждый увидит, нечего будет бояться; и зло творить незачем будет.

 — Не увидят, Катенька.

 Девушка помогла подняться Марику.

 — Увидят, дядя Рыбнев. Обещаю вам: увидят. У меня способность есть: я могу видеть, когда человеку больно. И других заставлю увидеть.

 Марик прошептал:

 — Катя… мы полетим на Землю?

 — Рано нам еще на Землю, Маричек, рано.

 — Почему рано?

 — У нас тут дел полно, родненький мой. Пойдем, Маричек. Пойдем. За Мурочкой зайдем и пойдем, куда глаза глядят. Нам нужно изменить людей здесь и сейчас; не на какой-нибудь сказочной Земле, а именно здесь. Нам нужно, чтобы люди изменились. Я не знаю, как их заставить сделать это, но я научусь. Обязательно научусь!

 Они пошли прочь.

 Рыбнев долго смотрел им вслед, потом поднял голову и закричал: безумно и страшно. Упал на колени, воткнул пальцы во влажную землю…

 Рассыпалась душа.

Сгорели остатки.

 Одно думал: Сашенька. Радость моя. Саша. Любимая. Сашенька. Прости. Сашечка. Прости. Саша.

Прости.

Больно.

Прости…

 — Чего это он? — спросила Наташа. — Из-за меня до сих пор переживает?

 — Нет, — сказал Первоцвет Любимович, прищурившись. — Это он землю жрать собирается: старинный русский обычай.

 Похолодало. Подул северный ветер.

 C неба кто-то хитрый и смертельно больной просыпал тяжелые дождевые капли.

Глава одиннадцатая

 За секунду до столкновения непознанной летучей тарелки и некромассы к Ионычу в мысленные покои, украшенные парчой и изумрудами, постучала угодливая мысль. Дядь Вася то есть.

 — Входите! — взвизгнул Ионыч, до помрачения рассудка напуганный приближением неминуемого распыления.

 Угодливая мысль помялась на пороге, пробормотала:

 — Я пришла попрощаться, повелитель… Хочу сказать, что ваше правление хоть и было кратким, зато получилось блестящим! А блестящее правление, мой господин, далеко не у каждого тирана выходит! Эти ваши экспрессивные “В-Е-Р-Н-И!” и “У-Б-Ь-Ю!” выше всяких похвал!

 У Ионыча потеплело на душе.

 — Ну а че? — промямлил он. — Ну давай тогда бухнем, что ли, в честь нашей крепкой дружбы, дядь Вася. Вспомним старое, погрустим. Имеем ведь право, да?

 — Да как же мы бухнем? — удивилась угодливая мысль. — В некротическом состоянии бухнуть сложновато. Я уж не говорю о грядущем взрыве…

 — А варежек у тебя нет? — спросил Ионыч с тоской.

 Дядь Вася покачал головой:

 — Прости, хозяин, лишних варежек в наличии не имеем.

 — Они ведь согревают, — сказал Ионыч. — Варежки-то.

 Дядь Вася смущенно молчал.

 — У меня суровая жизнь была, — прошептал Ионыч, закрывая лицо широкими ладонями. — Папка от нас ушел, когда мне года не было. Мамка работала днем и ночью, чтоб семью прокормить. Меня и моих трех сестренок. Она у меня необразованная была, мамка-то. Но очень старалась, работала… Очень плакала, когда мои сестренки от какой-то заразы померли — денег, чтоб их вылечить, не было. Она мне так говорила: “Всегда должно быть что-то, сынок, что тебя согревает”.

 Дядь Вася смущенно молчал.

 — Зачем я здесь? — спросил вдруг Ионыч.

 — А?

 Ионыч развел руками, задевая жемчужные нити, свисающие с потолка; хрустальные светильники, вырастающие из пола; золотистых бабочек, порхающих в плотном, напоенном ароматом дорогих духов воздухе.

 — Вот это всё… оно ведь не греет.

 Дядь Вася смущенно молчал.

 И тут раздался взрыв.

Глава двенадцатая

 Некрасовские мужики разбили витрину магазина бытовой техники и выносили постирочные машинки и видеоящики.

 Какой-то пожилой джентльмен в сером пальто и белом шарфе остановился подле магазина и стал трясти клюкой.

 — Одумайтесь, люди! — кричал он. — Ради бога, одумайтесь!

 — Да как тут одумаешься, батя, когда на тебя такая хрень ползет? — весело отвечали ему грабители. — Надо деньги зарабатывать, пока шанс есть.

 — Это точно! Деньги важнее всего.

 — Некромасса! Некромасса идет! — кричал сумасшедший с крыши ювелирного магазина.

 — Господи, ботиночек потеряла; дорогие ботиночки, сынку на день рождения купила… — сетовала красивая женщина бальзаковского возраста.

 Землю тряхнуло: люди попадали. Молодой грабитель уронил импортный телеящик и разбил. Ему отвесили подзатыльник:

 — Ах ты, баклан неуклюжий!

 — Смотрите! Смотрите! — закричал сумасшедший с крыши ювелирного магазина. — Не надо больше никуда бежать! Некромасса взорвалась!

 — Что, правда?!

 — Врешь, собака!

 — Вот вам крест!

 — Ура!!

 И все обрадовались. И даже грабители побросали украденные товары и радовались. Впрочем, тут же прекратили радоваться, похватали остатки продукции, затолкали в фургон и укатили в неизвестном направлении.

 — Уничтожена смертельная опасность! — вопил сумасшедший. — Какое счастье!