Девочка и мертвецы

 Со склона спустились Катенька, Марик и Судорожный с лошадкой. Огневка меланхолично жевала пачку сухой овсяной каши. Марик сказал:

 — Была у Ионыча тарелочка. С лампочками.

 — Инопланетная! — заявила Катенька.

 — По крайней мере, он так считал, — поправил Марик.

 У Первоцвета Любимовича загорелись глаза:

 — Непознанный летучий объект у этой деревенщины?

 — Помнишь гибель Владилена Антуановича, Первоцвет? — недобро прищурив глаза, спросил Рыбнев.

 — Я слыхал об этом деле, — признался Любимович.

 — Очень он подобными летучими объектами интересовался: пунктик у него был такой. И тут на тебе: пропал. А чуть опосля у некоего Ионыча обнаруживается во владении вездеход Антуашки. И как это надо понимать?

 — Это правда, — прошептала Катя. — Дяде Ионычу так тяжело жилось, что иногда ему приходилось совершать дурные поступки.

 — Дурные поступки? — переспросил растерянно Рыбнев.

 Девушка опустила голову:

 — Дядя Ионыч убил Владилена Антуановича: полголовы ему снес. — Она вытерла слезы. — Но я верю, что Владилен Антуанович, приняв мученическую смерть, оказался в раю! — Катя говорила жарко, страстно, с золотым блеском в ярких глазах.

 — Проклятье, — простонал расстроенный Первоцвет. — Сведения об Ионыче, оказывается, были важны! Наташ, ты прости меня, дурака…

 — Ах! — воскликнула Наташа, кидаясь на шею к Первоцвету. — Сударь, я во всем вас прощаю! Буквально во всем!

 — Идиоты, — прошептал Рыбнев, вставая и отводя глаза от воркующих в грязи голубков: живого и мертвого. Сейчас у него были дела понасущнее: Рыбнев уставился на некромассу, ставшую Ионычем. Надо остановить ее во что бы то ни стало. И дело теперь не в мести. Не совсем в мести, по крайней мере.

 — Что ты ей сделаешь? — прошептал Судорожный. — Что мы, слабые люди, можем сделать такому чудовищу?

 — Бедный дядя Ионыч, — прошептала Катя, сложив ладошки ковшиком. — Я буду молиться, чтоб для него всё закончилось хорошо.

 Марик забрал у Огневки остатки овсяной каши и сам стал жевать.

 — Не бойся, Катя! Я достану билет на Землю, и мы вместе туда улетим! — заявил он, роняя хлопья на грудь. — Бли-и-ин, даже в состоянии стресса вкуса не чувствую! Врал брат-мертвец…

 Рыбнев в бессильной злобе сжал зубы: он не знал, как противостоять некромассе.

 — В-Е-Р-Н-И! У-Б-Ь-Ю! — ревел Ионыч.

 Бездна смотрела на Рыбнева посредством рта: жадной, прожорливой, гнилозубой пасти, из которой торчало глазное яблоко.

 Рыбнев, совершенно отчаявшись, сунул руку за пазуху и нащупал тарелку. Тарелка вблизи человеческого сердца согрелась и теперь сама излучала тепло. Рыбнев вытащил ее на свет.

 Горела зеленая лампочка.

 Не просто горела: разгоралась всё ярче и ярче.

Глава девятая

— Мы, — сказал мудрый голос из непознанной летучей тарелки, — прибыли сюда из далекой галактики, чтоб изучить людей и если они окажутся того достойны, подарить им великое счастье.

Рыбнев оглянулся: кажется, кроме него никто голос из тарелки не услышал.

— Чё? — мысленно спросил он.

— Наш летучий корабль, к несчастью, приземлился не очень удачно, случилась авария, и мы могли замерзнуть, но нас согрели сильные чувства вашего сородича по имени Ионыч, — сказал мудрый голос. — Очень он хороший человек.

— Ионыч?!

Рыбнев из-под бровей посмотрел на движущуюся в его сторону некромассу: Ионыч как всегда испытывал сильные чувства и при этом орал:

— А Н-У П-О-Л-О-Ж-Ь Т-А-Р-Е-Л-К-У Н-А М-Е-С-Т-О, К-О-З-Я-В-К-А!

 — Если бы наша тарелка замерзла, — сказал мудрый голос, — могло произойти ужасное.

 — Что? — уточнил Рыбнев.

 — Взрыв страшной силы! Но Ионыч поступил мудро, согревая нас и давая время лучше изучить человечество: он…

 — Погоди, — сказал Рыбнев. — А если сейчас тебя заморозить — взрыв будет?

 — Хорошо, что ты спросил, человек! Сейчас, после расконсервации экипажа, температуру следует поддерживать еще выше; взрыв может произойти даже после небольшого охлаждения корабля. Поэтому тебе, человек, следует побыстрее доставить нас в теплое место и известить человеческое правительство о том, что… — Мудрый голос закашлялся и возопил: — Ты чего такое творишь, паскуда?!

 Рыбнев макнул летучий инопланетный корабль в канаву со стылой водой.

 Рыбнев изо всех сил подул на летучий инопланетный корабль.

 Рыбнев даже прижал летучий инопланетный корабль к холодному сердцу Первоцвета Любимовича.

Загорелась желтая лампочка, потом — красная. Тарелка противно запищала: люди вокруг заткнули уши. И даже Первоцвет Любимович с любовницей Наташей заткнули уши.

 — Ты — сумасшедший! — выдохнул мудрый голос из тарелки. — Достойно ли такое человечество счастья?!

 — Не до счастья нам, — пробормотал Рыбнев, размахиваясь. — Выжить бы.

 — Не докинешь! — закричал мудрый голос из тарелки. — Далеко до некромассы, не добросишь всё равно!

 — Я до закатного солнца ледышку докидывал, — сказал Рыбнев. — А тут разве расстояние? Тьфу, а не расстояние.

 И метнул тарелку в некромассу.

 — Ла-а-а-а-ажись!

 — А-а-а-а…

 Взрыв удался на славу.

 Когда они поднялись из грязи, от некромассы остались жалкие вяло шевелящиеся останки.

Глава десятая

 — Ну не плачь ты, не плачь. Всё хорошо. Умерла тварь…

 — Дяденька… дяденька…

 — Ну что ты в самом-то деле…