– Я? – от удивления Наталья Григорьевна перевернула книгу и осмотрела обложку, как будто забыла, что у нее в руках. – Фауста перечитываю.
– Фауста, – медленно повторила Фаина, прислушиваясь к себе. – Гете написал, верно?
– Верно, – улыбнулась женщина. – Тебе сейчас, наверное, очень страшно. Не можешь ничего вспомнить, понять. Связать в одну картину. Не волнуйся, доверяй Вадиму Валерьевичу. Он строгий, но хороший врач.
– А что с вами? Почему вы сюда попали?
– У меня гастрит, обострение, – оживился Костя.
– У меня киста.
– А вы тут давно лежите?
– Неделю. Когда мы сюда попали, ты была уже в том состоянии… ну, ты понимаешь.
– А ко мне кто-нибудь приходил?
– О, ну конечно. Я об этом как-то даже забыла сказать. Слишком неожиданным было твое пробуждение. Оно выбило нас из колеи. В хорошем смысле этих слов. При нас наведывались какие-то ребята. Думаю, твои соседи. А вот родителей я не видела. Может быть, они приходили в самые первые дни… даже не знаю.
– Я не помню, как они выглядят, – зачем-то призналась Фаина, ощутив странное желание поделиться с кем-то своим состоянием и волнениями.
Наталья Григорьевна отложила книгу обложкой вверх и серьезно посмотрела на девушку.
– Я думаю, это пройдет. Если Вадим Валерьевич считает, что память к тебе вернется, то так и будет. Ты, главное, не переживай сильно. От стресса состояние может ухудшиться. Просто верь ему. Он специалист.
Фаина покивала и отвернулась лицом к стене, чтобы никто не мог видеть слезу, которая покатилась по ее щеке. Внезапно ей стало очень грустно, жалость к себе душила ее холодными руками с запахом хлорки. Необходимо было сосредоточиться на настоящем: на том, как скоро за ней придет Соня, какие у нее будут анализы, что покажет томография… Явится ли кто-то проведать ее в ближайшее время, вспомнит ли она этого человека, как долго она пробудет здесь…
Все это, конечно, волновало ее. Но еще сильнее Фаину беспокоило стертое прошлое, картинка за запотевшим стеклом, которую не рассмотреть. Ее угнетало, что она не может вспомнить ничего цельного. Она была почти уверена в том, что ей не позволяют этого сделать. А там было что-то действительно важное, большое и нужное, что-то, от чего сейчас щемило в груди и хотелось тихо плакать, повернувшись на бок. Информация уничтожена, но эмоции остались. Это разрывало ее на части.
Глава 41, в которой диагнозы не подтверждаются
О тeбe узнaл я вo вчepaшнeм cтpaннoм cнe,
Все, чтo я увидeл, будeт вeчнo жить вo мнe.
Ecли ты зaxoчeшь обo вceм мнe paccкaзaть, –
Beтep знaeт, гдe мeня иcкaть.
Браво – «Ветер знает»
На удивление лечащего врача, анализы Фаины и результаты томографии не выявили осложнений на мозг или иные системы организма. Иными словами, не обнаружилось того, что прогнозируемо могло вызвать амнезию. Инсулиновая кома, в которой девушка побывала, не тронула ее мозг, вероятность чего была крайне мала. Но анализы не лгали: никакого отека мозга или даже намека на повреждения у Фаины не нашли. Самая, казалось бы, очевидная причина потери памяти растаяла, что ставило врача в тупик. На руках у него остались лишь последствия без объективных причин, и он не знал, что ему с ними делать.
«Да уж, – подумал он, взяв в руки пухлую стопку листов и снова пробежавшись глазами по результатам, мечтая наткнуться на что-нибудь, упущенное ранее, но зацепиться было решительно не за что. – С этой девицей с самого начала все было непросто».
Она явила собой прямо-таки дьявольский уровень везения, в который врачу с большим стажем верилось с трудом. Он видел многое за двадцать шесть лет работы, но не такое. Удивительные случаи бывали, да, но не необъяснимые чудеса. Чтобы люди с настолько запущенным диабетом, пережив инсулиновый шок (судя по всему неоднократный), на волосок от смерти впав в гипогликемическую кому, так скоро оклемались и с каждым днем чувствовали себя лучше… Более того, девушка, от силы дотягивающая до шестидесяти килограммов. Что-то здесь было нечисто, и его терзали сомнения.
То, какими темпами Фаина шла на поправку, должно было вызвать облегчение и радость, самоутверждение в своих профессиональных навыках, но вместе с тем рождало естественные подозрения. Так просто не бывает. Ее привезли сюда две недели назад на грани жизни и смерти, отощавшую, будто давно ничего не евшую, измученную, белую, как бумага, с температурой ниже положенной человеку, с сердцебиением больше ста ударов в минуту, и ее зрачки не реагировали не свет медицинского фонарика.