– В самом начале нашего диалога и объяснил, почему именно ты. Тебе следует смириться.
– Смириться и терпеть? Ну уж нет. Не будет такого.
– Предсказуемый ответ.
– Ты бессмертен? – девушка вскинула голову, ухватившись за слабую надежду: возможно, его все-таки можно убить?
– Ты всегда можешь проверить это, я не запрещаю. Будет забавно понаблюдать. Но будь готова, что в ответ на агрессию я и сам ожесточусь.
– Когда ты исчезнешь?
– Ты поймешь.
Хотелось выть от невозможности повлиять на то, как складывалась ситуация. Запустив пальцы в волосы на висках, Фаина вдруг поняла, что ничто не держит ее здесь, и весь их разговор продолжается по взаимной инициативе. Если она замолчит, все закончится. Она может подняться и уйти к себе. Прямо сейчас.
– Предлагаю компромисс, – девушка поднялась и положила кулаки на стол. – Я не провоцирую тебя, не лезу на рожон, не пытаюсь ничего выяснить. Чтобы принять тебя, мне нужно время все как следует обдумать и проанализировать. Поэтому ты, со своей стороны, дашь мне это время. И не будешь меня трогать. Совсем. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы подготовиться. А потом поговорим. Идет?
– Как я узнаю, когда ты будешь готова?
– Ты поймешь.
– Мне не нравится этот план. Он снова сковывает мне руки. Я тоже устал сдерживаться, – Ян поднялся со стула и стал выше Фаины на голову. Пришлось вскинуть подбородок, чтобы не отрываться от его гипнотически-зеленых глаз. – Но я обещаю, что буду стараться, если ты пообещаешь, что после этого меня ждет вознаграждение.
– Обещаю.
Ян неотрывно глядел, как девушка вышла из-за стола, а затем и из кухни, не встретив никаких препятствий. Как чудесна она казалась ему в своей настойчивости, проницательности, бесстрашии и искренности. Он оставался под впечатлением от ее поведения, как и она – от его сладких речей и спокойного нрава. Ян оставался Яном, даже будучи непривычно мягким. Все тот же обольстительный змей с внешностью идеального мужчины. Каждое его движение завораживало.
Нельзя сказать, будто Фаина пребывала в шоке от того, как круто развернулись события всего за пару часов. Ей казалось, что ее тело остается в реальности, а рассудок давно выпал, витает где-то очень далеко, не реагирует на происходящее должным образом. Да и каких реакций можно ожидать, когда события давно перешагнули рамки допустимого. Разум на подобное не рассчитан.
Как ни странно, все закончилось довольно неплохо. Если не думать о ближайшем будущем, все очень даже нормально. Но у всего есть предел. Допустим, сейчас он затихнет на некоторое время, даст ей оклематься. Такое уже было. Но что будет дальше? Фаине казалось, что кто-то из них должен убить другого. Иным дело не кончится.
Она сошла с ума, и с этим стоит свыкнуться окончательно. Ян сказал: «Сумасшедший никогда не поймет, в какой момент преодолел точку невозврата». Когда эта точка была у Фаины? А Ян точно существует? У нее ведь не может быть шизофрении. Все реально. Выдумать такое просто не получится, даже если постараться. Да, при проверке выяснилось, что она имеет высокую предрасположенность к этой болезни, но не могло же все развиться и начать прогрессировать так быстро!
Что Инесса Дмитриевна рассказывала ей об этом? Шизофрения – целый комплекс расстройств, расщепление процессов мышления, а не раздвоение личности, как принято считать в кругах обывателей. Фаине никогда не казалось, что внутри нее есть еще одна личность со своим голосом и мнением. Все было иначе: одна Фаина, но разбитая на множество фрагментов, и каждый фрагмент, словно осколок зеркала, под своим углом отражал свет реальности, поступающий извне. Собрать кусочки, чтобы полностью увидеть отражение, никогда не удавалось. Как следствие, не получалось понять ни саму себя, ни окружающих. Бесконечные попытки разобраться, что с ней происходит, что с ней не так, ни к чему не приводили. Теперь становится ясно, почему. Глядя в разбитое зеркало, единой картинки не увидишь. Увидишь множество – и каждая будет неправильной.
Но этого недостаточно. Что еще? Неспособность мыслить здраво и логично преследовала Фаину с подросткового возраста. Период, когда и начинает в большинстве случаев формироваться шизофрения, но ее первичные симптомы слишком схожи с признаками пубертата, чтобы кто-либо, включая больного, обращал на них особое внимание. Можно ли считать распадом процессов мышления то, что ей зачастую не удавалось трезво оценивать ситуацию, в которой она находится, и искать алгоритмы ее решения? Или то, что все чаще Фаина не воспринимала себя как сущее, а благодаря нарушенному восприятию внешнего мира выпадала куда-то за границы, наблюдая за собой словно извне?
Браль упоминала редуцированные эмоциональные реакции, но это у Фаины было и прежде: когда она в последний раз искренне смеялась, радовалась, сопереживала или сочувствовала кому-либо?.. Если такое и было, то очень давно и в слабо выраженной форме.