Читаем Девичий родник полностью

— Консерватизм создает застой жизни, — сказал он, — неподвижность — состояние, несовместимое с жизнью.

— Это верно, — ответил я. — Но если не отдать дань уважения консерватизму, нельзя воспользоваться опытом дедов. Традиции — основа и столп общества.

— Разве перестанет общество существовать, если не будет традиций?

— Общество будет, но жизнь его будет подвергнута волнениям.

— Нужны не традиции и предания, а разум, даже, вернее, коллективный разум!

— А разве традиции не есть преходящий из поколения в поколение коллективный ум?

— Нет, нашему времени не подходит разум, покрытый пылью! Нам нужен живой, гибкий ум!

— Разве разум не подчинен законам наследственности? И тот разум, который ты себе представляешь, хранит следы веков.

— На это у меня нет возражений, но в то время, как разум не лишен силы суждения, традиция этого суждения не знает. Духовные потребности и наших предков и наши измеряют одной мерой, тогда как наша духовная жизнь очень разнится с их.

— Даже круг духовных потребностей предка, его ограниченные знания нам не мешают. Ибо опыт прошлого полезен в настоящем. Но наши традиции помимо опыта веков таят необъяснимое очарование. Можешь критиковать, но я поклонник этой красоты.

Мои слова вызвали недоверчивую улыбку Джейниса.

— Друг мой, — сказал он. — Все мне понятно, кроме одного — того, что ты называешь «необъяснимым очарованием» и поклонником которого ты являешься. Иначе говоря, обладая различными характерами, мы не в состоянии понять друг друга, а потому я считаю более полезным уснуть.

И, повернувшись лицом к стене, Джейнис закрыл глаза.

<p><strong>6</strong></p>

На третий день прибытия было решено отправиться на Девичий родник.

Нас известили об этом с утра, мы принялись готовиться, одели розданные нам белые одежды; каждый изо всех сил прихорашивался. Лишь Джейнис, по обыкновению, пребывал в нерешительности и раздумье.

— В чем дело? — спросил я.

В ответ он поджал губы.

— Джейнис! — сказал я. — Все твои сомнения и колебания мне понятны, но теперешнее настроение не понятно!

— Почему?

— Потому что в юноше проявления юности до того естественны, что объяснения не нужны.

— Все нуждается в объяснении!

— Выразись ясней.

— Ясней? Изволь. Мне не нравится это смешение стада самцов со стадом самок. Женитьба, являясь делом интимным, должна быть предоставлена самим брачующимся.

Не желая отравлять радость сомнениями Джейниса, я отошел от него и во время трапезы сел с другими.

Когда солнце, поднявшись, стало медленно склоняться к закату, каждому из нас дали серебряный «начар». Мы должны были вручить его своей избраннице.

Начар символизировал не вверенные до сих пор никому тайны сердца.

Мы пустились в дорогу.

Лес, расположенный у подножья желтоватой горы, напоминал оправленную в золото бирюзу. Аромат цветов, рассеянных по зеленым лугам, ударяя в головы, опьянял. Мы поднимались по краю льющейся по разноцветным камушкам реки.

Дорога вывела нас на широкую поляну.

Слева несся тысячезвучный напев каскадами срывающегося с крутой скалы водопада.

Посреди поляны, взявшись за руки и образуя круг, девушки, одетые во все белое, пели нежными голосами:

Собрались сюда девицыКлючевой воды напиться,Белым Овнам поклониться.

Идущий во главе нас Мильнир, словно опьянев от представшей его глазам картины, тряхнув кудрями и прижав кобзу к груди, начал:

Мильнир:Живут девицы в горах.Мы:И в сердцах, и в сердцах, и в сердцах!Мильнир:Не уйти от ласк и чар!Мы:О начар, о начар, о начар!Мильнир:Аромат весны — их дар.Мы:О начар, о начар, о начар!Мильнир:Пляска, песни на устах.Мы:И в сердцах, и в сердцах, и в сердцах?

Наши голоса словно воодушевили девушек. Они засверкали, подобно планетам. Улыбки их излучали ласку.

С песнопением мы окружили девушек. И в то время, как они продолжали кружиться, мы, преследуя их:

Мы:Девица бежит, прячась в цветах,Девушки:И в сердцах, и в сердцах, и в сердцах!Мы:Юноша бежит весь во власти чар.Девушки:О начар, о начар, о начар!Мы:Девица сияет в счастья лучах,Девушки:И в сердцах, и в сердцах, и в сердцах!Мы:Мчится Овна во след юноше, дарит начар,Девушки:О начар, о начар, о начар!

Кругом толпились жители Общины. И когда мы с пением неслись по лужайке, окружающие на разные лады подпевали:

Наз, наз и назТаплы–таплы таз,

и при этом ударяли друг о друга находящиеся в руках белые камни, что должно было по обычаю облегчить слияние звезд счастья молодежи.

<p><strong>7</strong></p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза