Девятый круг

Макглэйд следовал за Фином, неотвязно тарахтя:

– О боже, ты чуешь это амбре? Сколько, по-твоему, в этой жиже плавает заразы, так и норовящей к тебе прицепиться?.. Ну и жара здесь. Прямо тропики… Не помню, успел ли я сделать прививки от всех заразных… ох! В меня сейчас ткнулось что-то твердое… кажется, змея… длинная, коричневая, вонючая… или может, это были фекалии… Признаться, я их недолюбливаю… Уж лучше бы змея… Фин, ты улавливаешь запах испражнений?

– Гарри, ну пожалуйста, ты не можешь утихнуть хоть на несколько минут?

– Да как же мне утихнуть, когда они льнут ко мне со всех сторон, как к какому-нибудь гигантскому говномагниту?

– Макглэйд…

– А к тебе они не липнут?

– Макглэйд!

– Ладно, затыкаюсь.

Прошло секунд двадцать, и Макглэйд нарушил свой обет молчания:

– Ой, кажется, мне в рот что-то заплеснулось.

Но Фин не слышал: его внимание было приковано к платформе, что проступала впереди. А на ней лежало тело.

Он ускорился, беря курс на бетонный помост с мертвецом.

– Этот парень, похоже, куда-то опаздывал, – рассудил Гарри.

– Опаздывал? – не понял Фин, оглядывая расчлененный труп.

– Ну да. Так торопился, что вынужден был разорваться.

– Я порой дивлюсь, как устроен твой мозг.

– О. Я с ним и сам иногда не рискую связываться.

Оранжевый свет исходил от газового фонаря в стенной нише. А рядом находилась дверь.

С притолоки бесхозно свисали путы с другими частями трупа.

И тут Фин что-то такое углядел. Прямо в двери, похожее на серый язык.

Липучка от обуви Джек.

– Джек была здесь, – вполголоса сказал он, торопливо проходя в дверь.

Снова извивы темных переходов, но уже с проблесками нестойкой надежды, развеивающими страх.

Джек жива. И была здесь. Надо ее только найти.

– Фин! Ау-у! Ты куда-то задевался, в потемках?

– Я здесь! – крикнул он, не сбавляя хода.

– Фииин!

Стоп. Это уже не Гарри. А чей-то еще знакомый голос… Херб.

– Херб! Ты здесь? Я иду! Вопи, не умолкай!

Так они перекликались, пока Фин не набрел на еще одну мерзлую загаженную комнату. Там на полу сидел Херб. Среди кровяной лужи.

Джек

Дочурка спала, когда дверь открылась и в комнату вошел Лютер, неся с собой баллон с приделанным к клапану таймером.

Таймер вел отсчет от восьмидесяти пяти секунд… Восемьдесят четыре… восемьдесят три…

Баллон Лютер поставил около кресла.

– Меньше чем через полторы минуты этот баллон наполнит комнату усыпляющим газом. Ты отключишься. Я боюсь, что твоя девочка может не вынести дозировки и умереть. Когда вы ехали в грузовике, она получила лишь мелкую дозу, поскольку находилась еще в тебе. А теперь получит полную. Дай ребенка мне, и он будет в безопасности.

– Катись к дьяволу.

Я бережно прижала дочь к себе.

– Семьдесят пять секунд, Джек.

– Прошу тебя, Лютер. Даже такой, как ты…

– Что «такой, как я»?

– Неспособен сделать такого со мной. С ней.

– На что я способен, ты понятия не имеешь.

Передать ее, ему… на это я пойти не могла.

Но мысль о том, что она умрет прямо здесь, у меня на руках, давила непосильным гнетом.

– Когда я увижу ее снова?

– Скоро.

– Когда?

– Пятьдесят пять секунд, Джек, – он подался вперед, раскрывая руки.

– Нет, – выдавила я. – Не могу.

– Дай ее мне, или она умрет.

– Я даже не назвала ее!

– Дай или умрет.

Я закрыла глаза. Лютер что-то говорил, но я его выключила и двадцать секунд просто сидела, впитывая ладонью тепло ее спинки, чуть слышно вздымающейся и опадающей в безмятежном сне.

Как такое может происходить на самом деле, со мной?

– Джек. Тридцать секунд.

Я прошептала ей на ушко:

– Твоя мамуля очень, очень тебя любит. И совсем скоро мы с тобой снова увидимся.

Открыв глаза, я ничего не различала из-за едкого тумана слез.

– Ее надо кормить и держать в тепле, – наказала я.

Чувствовалось, как Лютер снимает ее у меня с живота.

Я вытирала глаза, следя за тем, как он подносит моего ребенка к открытой двери. На подходе к ней он приостановился и сказал:

– Джек, ты же знаешь, что больше не увидишь ее никогда?

Момент, когда дверь за ним захлопнулась, я огласила воплем истерзанного, окровавленного, гибнущего животного, которому заживо вырывают из груди сердце. Ели б кто-нибудь сунул мне сейчас в клетку металлический прут, я бы взялась его исступленно грызть.

На такой уровень боли человеческий ум попросту не рассчитан.

И тут послышалось шипение газа из баллона. Он незримо наполнял комнату – комнату, в которой была разрушена моя душа.

Херб

– Фин, это ты?

– Я здесь, Херб.

Чувствовалось, что Фин опускается рядом на колени.

– У тебя кровотечение? Сильное?

– Да нет. Выстрел в голень. Пуля навылет прошла.

– Но тогда…

– Кровь здесь в основном не моя, – пояснил Херб, и чтобы Фин не подумал не то, поспешно добавил: – И не Джек. Лютер увел ее через дверь, что за мной.

– Ах, это ты, пузан? – комната сделалась тесней от присутствия Макглэйда. – Ну и видок у тебя, ей-богу. Как будто все глаза проплакал. Эдак ты… Ох. Черт. Извини, Херб. Он что, зашил их наглухо?

У себя на подбородке Херб ощутил руку Фина.

– Как это объяснить? – спросил тот.

– У него тут дантов ад, – пояснил Херб. – Я приговорен к третьему кругу – чревоугодие – и сижу без глаз в человеческих отходах.