— Ну да, — кивнул Оскар. Чуть склонившись над столом, он принялся объяснять: — Раньше-то все проще было. Судейские и магистратские просто присылали сюда своих представителей и оформляли все это дело как выездное заседание суда. Заверяли быстренько бумаги, да и делу конец — все довольны и отправляются по домам.
— А теперь почему так не делают? — нахмурившись, осведомился я у Оскара, сделавшего паузу, чтобы пригубить вина.
— Дело в том, сэр Кэрридан… — задумчиво начал старший триарх, явно подбирая слова. Сделав еще крохотный глоток из бокала, он все же предпринял попытку раскрыть без лишних заумностей явно запутанную ситуацию: — Дело в том, что наша каторга не вполне обычная. Ведь у нас содержатся исключительно те осужденные, что прежде не имели проблем с законом. Ну или просто не попадались ранее ни разу. А к таким лицам несколько особое отношение. Подразумевающее под собой то, что любая из наших каторжанок по истечении определенного срока и при отсутствии существенных замечаний по ходатайству руководства каторги может быть отпущена на поруки… Если, конечно, найдется человек, готовый держать за нее ответ. — Оскар развел руками: — Так что, как понимаете, ваш случай у нас отнюдь не уникальный.
— Это ясно, — кивнул я, усваивая сказанное, и настойчиво спросил: — Но что здесь не так-то? Отчего судейские против этого дела ополчились?
— Да все так, — отмахнулся Оскар. — Просто однажды, еще до того как я сюда прибыл служить, одну из каторжанок приехали забирать родители. Из купеческого сословия. Подождать день-два, потребные для улаживания всех формальностей, не захотели. Ну и взяли да сунули взятку для ускорения дела… отсыпав и судейским, и магистратским золотишка с лихвой. А тем это, понятно, очень понравилось…
— Да уж наверняка! — не удержался я от сарказма.
— Вот с тех самых пор и начали они всячески затягивать рассмотрение дел по передаче каторжанок на поруки, дабы прибывшие за ними люди несли этим прохиндеям деньги для ускорения процесса, — наконец донес до меня Оскар то, до чего я уже и сам дошел своим умом.
«А-ха-ха! — возопил чутко прислушивающийся к разговору бес и аж запрыгал. — Теперь понятно, почему обычная каторга так серьезно запечатана! Кто ж позволит деньгам удрать?!»
«Это ты к чему вообще брякнул?» — недоуменно спросил я у возбужденно скачущего паршивца.
«Ай, что тебе, ослу, объяснять! — отмахнулся он от меня. — Все одно без толку! — Закатив глазки, рогатый вдохновенно выдал: — А как умно придумано, как умно… На абсолютно законных основаниях устраиваем каторжанкам совершенно невыносимые условия, как бы мимоходом уведомляя при этом о существовании практики передачи осужденных на поруки, и оставляем для них возможность связаться с родными и близкими путем переписки… И пожалуйста, те, не выдержав потока текущих по бумаге слез, мчатся вытаскивать свое умоляющее о спасении чадо из столь ужасного места! И денежки с собой везут! За ходатайство — каторжным властям и за быстрое оформление — судейским!»
«А ведь похоже на правду», — мелькнула у меня крамольная мысль, заставившая с подозрением уставиться на этого болтуна Бартинелли.
— И сколько, как вы думаете, судейские станут меня томить?
— Да не беспокойтесь, сэр Кэрридан, — вроде как успокаивающе произнес Бартинелли, открыто глядя мне в глаза. — Вряд ли долго.
— А конкретней никак? — нахмурился я.
— Ну… — призадумался ненадолго старший триарх. Откинувшись на спинку стула, он пожал плечами и с некоторым сомнением произнес: — Пару-тройку дней, может… — Запнулся, не договорив, и после короткой паузы чуть увереннее сказал: — Ну или неделю… — Да тут же добавил озабоченно: — Вряд ли две… — И совсем уж убежденно заключил: — А уж до конца отпущенного им по закону на это дело месяца точно тянуть не решатся.
На что я только головой ошалело покачал.
— А если… дать? — Я потер друг об друга большой и указательный пальцы.
— Да зачем вам это нужно, сэр Кэрридан? Деньги зазря тратить? Я вас уверяю — ничего с вашей ди Самери не случится, если она еще некоторое время проведет у нас, — предпринял Оскар довольно убедительную попытку отговорить меня от этой затеи.
— Ну а все же? — проявил я упорство, проигнорировав слова старшего триарха.
— Если пройдохам этим дать, то сегодня же все обстряпают, — помолчав, вздохнул он, отводя глаза. — Там же дела, по сути, всего ничего — пяток бумаг заполнить и подмахнуть.
— И сколько, по-вашему, чинуши сдерут с меня за это? — поинтересовался я, а бес навострил уши.
— Ну… — вновь затруднился поначалу с ответом старший триарх. Ну или сделал вид. А потом, смерив меня оценивающим взглядом, принялся вроде как вслух рассуждать: — То, что вы из благородных, сэр Кэрридан, эти жадюги сразу выяснят. А значит, даже своей высшей ставкой в полтора десятка золотых вряд ли удовольствуются. Тут они, пожалуй, все полсотни захотят…
— Полсотни золотых ролдо? — переспросил я, чувствуя, как у меня сами собой поднимаются брови. У нас-то в кельмском магистрате чинуши довольствуются серебром. А то и медью!