Девятнадцать минут

Они вместе зашли в офис администрации школы, и их направили в медиацентр библиотеки.

– Поверить не могу, что детей усадили смотреть новости! – воскликнула Лейси, с трудом поспевая за Алекс.

– Они уже достаточно взрослые, чтобы понимать, что происходит.

– Даже я еще недостаточно взрослая, чтобы понять такое, – покачала головой Лейси.

Библиотека была набита битком: ученики сидели на стульях, на столах, на полу. Только спустя секунду Алекс поняла, что с этой толпой не так: никто не издавал ни звука. Даже учителя стояли, прикрыв ладонями рты, как будто боялись, что, стоит им выпустить наружу хоть каплю своих эмоций, остановить поток будет уже невозможно. Все взгляды были прикованы к экрану единственного телевизора.

Алекс быстро нашла дочку в толпе по своему леопардовому ободку, который та надела без разрешения.

– Джози!

Девочка резко обернулась, вскочила и, чуть ли не наступая на других детей, бросилась к матери.

Джози обрушилась на нее, как ураган, – яростная, негодующая, испуганная, но Алекс знала, что где-то внутри дочери прячется глаз этой бури. И затем, как и при столкновении с любой силой природы, ты должен был подготовиться к новому удару, прежде чем все вернется на круги своя.

– Мамочка! – всхлипнула Джози. – Все уже закончилось?

Алекс растерялась. Как маме, ей полагалось иметь ответ на любой вопрос, но на самом деле она могла ответить далеко не на все. Ей полагалось обеспечивать безопасность собственной дочери, но и этого она не могла гарантировать. Сейчас нужно было сделать храброе лицо и сказать: «Все будет хорошо», но и в этом она не была уверена. На пути из суда в школу и небо, и земля под колесами казались ей способными в любую минуту разверзнуться. Проезжая мимо колодцев, она думала о заражении воды и вспоминала, где находится ближайшая атомная электростанция.

Однако у Алекс ушли годы, чтобы стать хорошим судьей, и от нее, естественно, ожидали, что она будет крутой и собранной, сможет сделать выводы, не впадая в истерику. И со своей дочерью она должна вести себя так же.

– Да, – сказала Алекс, – все хорошо. Все закончилось.

Однако она не знала, что в этот самый момент на поле в Пенсильвании упал четвертый самолет. Не понимала и того, что, вцепившись в Джози мертвой хваткой, она опровергает собственные слова.

Алекс кивнула Лейси, краем глаза увидев, как та выводит из библиотеки своих сыновей. Оказалось, Питер здорово вырос, стал высоким, почти как взрослый мужчина.

Сколько лет они с Лейси не виделись?

Иногда стоит только моргнуть, и ты навсегда теряешь человека из виду. Алекс поклялась себе, что между ней и Джози никогда такого не произойдет. Ведь быть судьей – это, в конце концов, далеко не так важно, как быть матерью. Когда секретарша сообщила ей новость о Всемирном торговом центре, Алекс подумала не о тех, с кем работала, а только о Джози.

На протяжении нескольких недель Алекс была верна своему решению. Перестроила рабочий график так, чтобы больше времени проводить дома с дочкой, перестала приносить из офиса документы на выходные. Каждый вечер, после обеда, они с Джози разговаривали. Не просто болтали, а говорили о чем-то важном: о том, почему «Убить пересмешника» можно считать лучшей из когда-либо написанных книг, как понять, что ты влюбилась. Даже об отце Джози. Но однажды Алекс попалось особенно запутанное дело, из-за которого пришлось допоздна засиживаться на работе. А Джози к тому времени уже перестала просыпаться по ночам и кричать. Возвращение к нормальной жизни предполагает, кроме прочего, размывание границ ненормального. За несколько месяцев Алекс постепенно забыла, как чувствовала себя одиннадцатого сентября. Точно так же набежавшая волна смывает надпись на песке.

Питер терпеть не мог футбол, но состоял в школьной команде. У школы была такая политика: пусть играют все, даже те, кому в будущем точно не светит университетский или вообще какой-либо клуб. К тому же Лейси считала, будто для того, чтобы влиться в коллектив, нужно как можно больше тереться в толпе. Поэтому после обеда Питеру приходилось терпеть нудные футбольные тренировки, на которых он чаще просто бегал за мячом, чем делал передачи. А во время матчей, дважды в неделю, он грел скамейку запасных на стадионах по всему округу Графтон.

Была только одна вещь, которую Питер ненавидел больше, чем футбол, – футбольная раздевалка. После уроков он специально подходил к учителю с каким-нибудь вопросом или долго рылся в своем шкафчике, чтобы начать переодеваться после того, как остальные ребята уже выйдут на разминку. Он предпочитал делать это где-нибудь в уголке и без свидетелей, чтобы никто не отпускал шуточек про его впалую грудь и не дергал за резинку его трусов так, что они впивались между ягодиц. Мальчишки называли его не Питером, а Пидором, и даже когда он был в раздевалке один, ему казалось, что их смех обволакивает его, как масляная пленка.