Девять жизней

– Да врет он, Моз, – доносится откуда-то сзади. – Чего возишься? Кончай его.

– Нет, не надо! У меня ничег…

Голос оборвался, когда клинок бесшумно погрузился в тело мужчины по самую рукоять, вспарывая живот. Короткий вскрик улетел в черное небо. Предсмертные хрипы, глухой шлепок падающего тела.

– Обшарь его и валим отсюда…

Вспышка!

Свет пасмурного утра и гомон улицы накатили на Дариуса вместе с болью. Сила отступила и снова спряталась за прутьями клетки, такая манящая и недосягаемая. Шершавая рука отдернулась от его лица, словно от кипящей кастрюли. Нищий отпрянул. Выпученные от ужаса глаза, казалось, вот-вот выпадут на землю. Мускулы на бескровном лице дергались, губы подрагивали, на замаранных грязью штанах ширилось темное пятно.

Оборванец протяжно закричал, словно кто-то пытался отрезать его ногу невидимой пилой, и бросился бежать. Через полдюжины шагов он со всего маха врезался в опору крыльца, завалился на спину, но тут же поднялся на четвереньки и, подвывая, заполз в ближайший переулок.

Дариус осмотрелся, опасаясь привлечь к себе ненужное внимание, но всем было плевать. Лишь пяток прохожих мельком покосились на краткое представление и, не выказав интереса, заторопились по своим делам. «Нужно найти жилье», – мысленно напомнил себе юстициар и, опираясь о стены домов, заковылял по узкой улочке.

3.

Когда взгляд Дариуса остановился на скрипучей вывеске, тот уже едва мог сдерживать стоны. Волосы под капюшоном взмокли от пота. Боль, казалось, усиливалась с каждым шагом. Стиснув зубы, юстициар подошел ближе, сощурил слезящиеся глаза. Кусок покрытой глубокими трещинами доски болтался на бурой от ржавчины цепи и с глухим стуком бился о стену. «Приют Эльзы», – гласила выжженная надпись. Приют, как же… скорее, притон. Ветхое здание совершенно не походило на постоялый двор. Темные, обточенные непогодой стены с трудом поддерживали косую крышу. Одно из окон покрывала паутина трещин, ставни другого болтались на сломанных петлях. Будь у Дариуса больше времени, он бы попытался найти что-то приличнее этого сарая, но выбирать не приходилось.

Чтобы попасть внутрь, пришлось приложить усилие. Дверь будто не желала впускать нового постояльца, яростно скрипя древними петлями и отчаянно вгрызаясь в утоптанную землю. Тесный холл встретил Дариуса густым полумраком, который тщетно силилась разогнать единственная лампа. За высокой стойкой, увлеченно орудуя спицами с пряжей, восседала упитанная старушенция.

Юстициар замешкался, скользя взглядом по толстому слою пыли на комоде, паутине под потолком и заляпанным следами грязных сапог половицам. За всю жизнь ему ни разу не приходилось ночевать в столь удручающем месте. Если подумать, Дариус никогда не останавливался в гостиницах. Ни в роскошных, ни в самых простых.

Обычно слух о визите юстициара распространялся задолго до приезда. На подступах к городу его всенепременно ожидал почетный эскорт, в храме – персональные покои и охапка послушников в услужении, в любой таверне – самая изысканная еда и лучшая выпивка. Местные лорды едва не выпрыгивали из собственных штанов, стараясь угодить и, не приведи Судья, не прогневать почетного гостя.

– Ну? Чего встал, простофиля? Ежели комната нужна, так подь сюды, а нет – так и вали! Нечего мне тут грязь разносить, – голос старухи хрипел и клокотал. На последней фразе она закашлялась и сплюнула в угол сгусток мокроты.

– Комната… нужна комната, – выдавил из себя Дариус, подойдя к стойке.

– Ага, – хмыкнула бабка и шумно втянула носом. – Ванны нет, только таз с водой. Ты, никак, в канаве ночевал?

Юстициар промолчал. Старая Эльза нахмурилась, почесав волосатую бородавку на щеке, и окинула гостя цепким взглядом.

– Деньги есть? Ежели нет – лучше сразу вали. Я за просто так не пускаю.

Не говоря ни слова, Дариус достал из кармана серебряный полурин и опустил его на стойку.

– Поди ж ты… – на морщинистом лице хозяйки не отразилось ни единой эмоции, и только маленькие глазки жадно поблескивали в желтом свете лампы. – Никак спер у кого-то? Хотя… мне без разницы. Добро, как говорится, пожаловать. Имя говори.

Эльза раскрыла покрытый черными кляксами журнал, обмакнула облезшее перо в чернильницу и, будто между прочим, потянулась к монете.

– Никаких имен, – как можно тверже произнес Дариус, прижав серебряник указательным пальцем.

В этот самый момент жестокая судорога прошла по всему его телу, и ноги юстициара подкосились. Протяжно простонав, он навалился на стойку двумя руками, стараясь не рухнуть на пол.

– Слышь, сэр бездонный кошель, ты, того, не болен часом? Мне тут зараза не нужна, у меня тут…

– Просто не выспался, – слабый голос Дариуса не выражал никаких эмоций. – Ключи, быстро, – он снова выпрямился, пододвинув монету к женщине.