– Я им не все фотки отдала, две стерла. Вы когда там все дрались у сетки, у тебя такое лицо было, уууууу! Кажется, ты его прикончить хотела.
– Кажется, да…
Катя закрыла глаза. Огоньки… А потом взрыв и пламя…
– Я эти фотки удалила. Себя, как я в него зубами вцепилась, я, конечно, не смогла снять, а жаль… Пугала бы потом сама себя, вот, мол, что во мне – скрытое, потаенное, темное. Я его там тоже хотела прикончить. Но это он бы нас прикончил, если бы твой участковый не выстрелил. И мне кажется – в этот раз мы в самую точку попали. Он и есть не только красногорский, но и музейный маньяк. Это он их там убил. Да пусть они на моем фото на его лицо взглянут, когда он на пожаре матом орал, бешеный, как зверь!
Катя вспомнила, как орал, как бесновался Тригорский под прицелом пистолета Миронова.
Однако в кабинете следователя Красногорского УВД их встретил совершенно другой Тригорский – сдержанный, спокойный.
Костюм – спортивный, черный, измазанный грязью и сажей, куртка с капюшоном – все те же. А вот человека в них точно подменили.
– За то, что на вашего участкового напал, так очень извиняюсь. В горячке все вышло, это как в бою – тут уж не разбираешь…
– Вы разве принимали участие в боевых действиях? – спросил следователь УВД, ведущий допрос.
– Да, то есть, нет. Это не доводилось. Просто вывел меня из себя этот Вовка Миронов, я его от горшка два вершка знаю – вот с каких времен, с сыном моим дружил. А тут власть из себя строить начал, пистолетом махать.
– Участковый пресекал ваши противоправные действия, когда вы хотели поджечь приют для бездомных животных.
– Да, но я… я ж это не просто так, я ради общего блага.
– Неделю назад вы с помощью поддельных ключей, инсценировав взлом, проникли на территорию зоогостиницы для животных «Приют любви» и отравили более тридцати кошек.
– Это доказать еще надо, что это я сделал.
– У вас ключи изъяли. А 17 апреля вы совершили поджог приюта для бездомных собак в поселке Зеленая Роща.
– И это тоже вам еще доказать придется, – Тригорский скрестил мощные руки на накачанной груди. – Вы вот меня тут позорите перед всем городом, перед товарищами моими, которые поддержать меня приехали. А хоть бы поинтересовались, чего ради я в свое свободное время…
– Живодерствуете, – это сказал Елистратов, молча, насупившись, слушавший допрос.
Тригорский повернулся к нему, прищурился.
– Вам ли это говорить, вам ли упрекать, когда вы закону служите, – сказал он Елистратову тихо. – От мрази разной уголовной землю очищаете. К порядку стремитесь, к правовому порядку. И я правопорядку служу, точнее полному, окончательному идеальному порядку. Вот как надо чтоб было, – Тригорский сжал кулак и показал. – А начинать надо с малого. Хотя бы с этих… с этой погани четвероногой. Никому дела ведь нет – все парки, все газоны загадили, грязные, бродячие, вшивые. Весной глянул – семь собачьих свадеб насчитал, кобели за суками гурьбой и прямо на остановке совокупляются! А на остановке подростки ржут, пальцами тычут, а в парках мамаши молодые с детьми гуляют. Плодятся, множатся, и никому дела нет. И от бешенства никто не прививает. И кошки, эта мразь… В подъезд, бывало, не войдешь, все обоссали. Полная антисанитария. Раньше хоть эти ездили, которые сачком их вылавливали, уничтожали. Может, и живодеры, зато порядок в этом вопросе был хоть какой-то, улицы очищались. А сейчас…
– В результате поджога сгорело частное имущество на крупную сумму, – оборвал его следователь. – Когда вы кошек отравили в гостинице, то нанесли крупный материальный ущерб владельцам, потому что кошки там ценных, редких пород. Вы напали на полицейского, нанесли ему телесные повреждения. Это уголовные преступления. И статья «жестокое обращение с животными» в УК имеется. Полный букет. Так что прекратите молоть чушь о каком-то идеальном порядке. И отвечайте на вопросы следствия. Вы признаетесь, что 17 апреля совершили умышленный поджог приюта для животных, а в прошлое воскресенье при помощи яда уничтожили более тридцати кошек?
– Это вам надо еще доказать. Не стану я ни в чем на протокол признаваться, я закон знаю. И требую адвоката.
– Да, адвокат вам определенно понадобится, – согласился Елистратов. – В музее, где вы работаете, совершены два умышленных убийства.
– А вот это на меня вы не повесите. Ну уж нет, – Тригорский покачал головой. – Никогда повесить не удастся. А то я не понял, чего это вы – такой большой начальник полицейский, сюда примчались из-за каких-то собак-кошек с утра пораньше. И стервоз этих своих двух за мной следить приставили – и там, в музее, и сегодня ночью. Я им обеим головы, как котятам, мог свернуть вот так, – Тригорский показал, словно ломает шею кому-то. – А я их пальцем не тронул, со всем уважением, даже помочь в музее пытался.
Анфиса толкнула Катю локтем. До нее только сейчас дошло, что под «стервозами» Тригорский имеет в виду именно их.