Девять рассказов

Когда улеглось мое изумление, перешедшее в потрясение и восторг, я взглянул на вождя. Казалось, он не столько стоял за питчером, как парил над ним. Он был совершенно счастлив. Мэри Хадсон помахала мне с третьей базы. Я тоже помахал ей. Я бы не удержался, даже если бы хотел. Оставив в стороне ее владение битой, она оказалась девушкой, которая способна помахать кому-то с третьей базы.

До конца игры она выходила с битой на базу каждый раз, как была ее очередь. Она почему-то терпеть не могла первую базу; никогда там не задерживалась. Как минимум трижды крала вторую.

Принимала мячи она хуже некуда, но мы так налегали на пробежки, что почти не замечали этого. Думаю, у нее получалось бы лучше, если бы она ловила навесные чем угодно, только не перчаткой ловца. Но она ни в какую ее не снимала. Говорила, она клевая.

За следующий примерно месяц она играла в бейсбол с команчами пару раз в неделю (очевидно всякий раз, как ходила к дантисту). В какие-то дни она садилась в автобус вовремя, в другие запаздывала. Иногда она щебетала без умолку, иногда просто сидела и курила сигареты «Херберт-Тарейтон» (с пробковым фильтром). Когда она сидела рядом с тобой, от нее чудесно пахло духами.

Однажды, в ненастный апрельский день, забрав нас, как обычно, в три часа на углу 109-й и Амстердам авеню, вождь повернул автобус на восток по 110-й улице и привычно покатил по Пятой авеню. Однако, он причесался влажной расческой, и на нем было пальто, а не кожаная ветровка, из чего я сделал вывод, что к нам присоединится Мэри Хадсон. Когда же мы просвистели мимо нашего обычного входа в парк, я в этом уверился. Вождь, как и в других подобных случаях, припарковал автобус на углу шестьдесят-какой-то улицы. А затем, чтобы безболезненно убить время для команчей, откинул спинку сиденья и повел новый рассказ о «Смеющемся человеке». Рассказ этот запомнился мне во всех подробностях, и я должен вкратце пересказать его.

В результате ряда событий лучший друг Смеющегося человека, его серый волк по кличке Черное крыло, угодил в ловушку, устроенную Дюфаржами с применением грубой силы и интеллекта. Дюфаржи, знавшие о высоких моральных качествах Смеющегося человека, предложили ему вернуть свободу Черному крылу в обмен на его собственную. Из наилучших побуждений Смеющийся человек согласился на это. (Отдельные детали в механизме его гениальности часто давали загадочные незначительные сбои.) Дюфаржи назначили Смеющемуся человеку встречу в полночь в условленной части густого леса, окружавшего Париж, где в лунном свете Черное крыло выпустят на свободу. Но Дюфаржи не собирались давать свободу Черному крылу, потому что боялись его и ненавидели. В назначенную ночь они выпустили вместо Черного крыла подставного серого волка, заранее выкрасив ему заднюю левую лапу белоснежной краской, чтобы было как у Черного крыла.

Но Дюфаржи не учли двух вещей: сентиментальности Смеющегося человека и его владения языком серых волков. Как только он дал дочери Дюфаржа привязать себя к дереву колючей проволокой, Смеющийся человек испытал побуждение произнести своим прекрасным мелодичным голосом слова прощания своему старому другу. Подставной волк остановился в нескольких ярдах от дерева в лунном свете и оказался впечатлен тем, как хорошо незнакомец владеет его языком, так что решил вежливо выслушать последние наставления, как личные, так и профессиональные, от Смеющегося человека. Но вскоре подставному волку это наскучило, и он стал переминаться с лапы на лапу. В какой-то момент он резко перебил Смеющегося человека и сказал, что, во-первых, звать его Арманд, а вовсе не Темное или Черное крыло и не Серые ноги, а, во-вторых, он отродясь не был в Китае и не имеет ни малейшего желания отправляться туда.

Основательно взбешенный, Смеющийся человек сорвал свою маску языком и предстал перед Дюфаржами с обнаженным лицом в лунном свете. Мадмуазель Дюфарж тут же упала без чувств. Ее отцу повезло больше. По случайности его как раз одолел очередной приступ кашля, и потому он пропустил смертоносное разоблачение. Когда же приступ кашля прошел, и он увидел свою дочь распростертой навзничь на земле, залитой лунным светом, Дюфарж сложил вместе два и два. Закрыв глаза рукой, он выпустил весь магазин автоматического пистолета на звук тяжелого свистящего дыхания Смеющегося человека.

На этом рассказ оборвался.

Вождь достал карманные часы «ингерсолл» за доллар, взглянул на них, затем поднял сиденье обратно и завел мотор. Я взглянул на свои часы. Было почти четыре тридцать. Когда автобус тронулся, я спросил вождя, не думает ли он подождать Мэри Хадсон. Он мне не ответил, но не успел я повторить вопрос, как он повернул голову и обратился ко всем:

– Давайте-ка немножко тихо посидим в этом чертовом автобусе.

В чем бы там ни было дело, такой приказ был излишним. Все в автобусе и без того сидели молча. Почти все думали о положении, в котором мы оставили Смеющегося человека. Мы давно перестали бояться за него – мы были в нем слишком уверены, – но не могли оставаться равнодушными к таким смертельным моментам.