Девять кругов любви

Внезапно ее охватило сознание красоты собственного тела, казалось, не утратившего невинность и чистоту после пяти лет замужества.

– Что я делаю? – мелькнула в мозгу запоздалая мысль.

Она стала отталкивать от себя Авихая, но тот, уже ничего не видя и не слыша, кинул ее на кровать, и Клара закричала, и вслед за ней ревниво взвыла черная собака…

Утром, чуть свет, Авихай вывел Иону, полил из шланга и щеткой расчесал шелковистую гриву. Тут кто-то, невидимый, стукнул в забор, и Клара услышала:

– Хозяин!

– Ну?

– Отгородился ты от людей как надо, только скобы на бревнах поставил неправильно!

– А ты кто такой?

– Меня все зовут Еке.

– Верю. Суешь длинный нос в чужие дела.

– Насчет носа ты попал в точку. Теперь отгадай, зачем я к тебе пришел?

– А мне-то что?

– Из полиции я.

Авихай открыл узкую железную створку в ограде, похожую на бойницу:

– Жетон покажи!

– Вот он! И ордер на обыск тоже.

Еке остро следил за тем, какое впечатление произведут его слова на Авихая, но тот держался спокойно, похлопал лошадь по влажным бокам, приговаривая: Иона, Иона! и кинул ей охапку сена, а она, не любившая этого имени, недовольно отворачивала морду в сторону.

– Сенофобия у нее! – объявил Еке и засмеялся, потому что это была его первая собственная острота.

– Дод, дод! – выбежавшие из дома дети стали карабкаться на Авихая, чтобы увидеть, с кем он говорит.

– Какой ордер? – спросил, уже встревожась, Авихай.

«То-то», – подумал Еке и охотно объяснил.

– Кое-кто из вашего мошава считает, что ты много денег растратил, когда лошадей покупал. А одну держишь у себя как собственную. Так что, пригласишь к себе?

– Я бы с большой охотой, – недобро проговорил тот, – да у меня сторож строгий. Не могу унять подлеца, если ему кто-нибудь не нравится. Зверь, ну-ка покажи, что ты делаешь с легавыми!

Раздался низкий клокочущий рокот, а затем огромное чудовище перескочило через калитку и стало рвать горло непрошеного гостя желтыми клыками – так, во всяком случае, представилось детям, которых ежедневно пичкали ужасами телевизионные педагоги.

– Звей! – испуганно залепетала девочка, ее брат, тоже потрясенный, все же поправил, – Жверь! – и оба попадали с дядиной высокой фигуры, как с вавилонской башни, не найдя общий язык.

– Что ж, придется вызвать подкрепление. – Еке поднес ко рту мобильный телефон.

– Ладно! – сказал Авихай.

Вдруг он захлопнул окошко. Через минуту послышался топот копыт, и Авихай навсегда пропал из клариной жизни – так же внезапно, как и появился. Потом она пыталась представить себе, что произошло дальше, но действительность была ярче воображения.

Еке, обежав забор, увидел распахнутые ворота, а вдали скакал на шустрой кобыле Авихай, сопровождаемый черным псом. Быстро заведя мотор, полицейский помчался за беглецами через сухой кустарник, приговаривая в азарте погони:

– Никуда не уйдешь. У меня сто лошадей против твоей одной!

Авихай, тоже поняв это, стал нервничать, торопил Иону криком и каблуками ботинок, часто оглядывался назад, но не на полицейского, а на собаку, потом свистнул, словно рассекая воздух плетью, отчего Зверь как бы замер на бегу и повернул обратно. Теперь он не казался диким и злобным животным, потому что глаза его светились ясной, чуть не человеческой мыслью, и в следующее мгновение он кинулся к мчавшейся навстречу машине.

– Черт! – заорал Еке, выжимая тормоз, но было поздно.

Зверь с окровавленной головой бился на земле в предсмертной агонии, не отводя стекленевший взгляд от того, кто медленно исчезал за облаком серой пыли…

Прощаясь с Беер-Шевской подругой, Клара ответила на ее естественный вопрос:

– Это была ошибка.

Та сочувственно кивнула:

– Видела я его из окна. Встречались мне такие, – в ее голосе была циничная опытность. – Он из племенных жеребцов. Главное для них – покрыть каждую самку в стаде быстро и деловито. И все. Никакого воображения, игры! В общем, химии нет, только физика, – она засмеялась. – А тебе нужно другое.

– Да, – почти беззвучно сказала Клара, – я привыкла к ласке, нежному слову, стихам.

И вдруг у нее вырвалось:

– Муж избаловал…

Но Сеньке она не посмела сказать об этом, а потом был взрыв, ужас – и вот он лежит в операционной, где-то рядом, раненный, Господи, может быть, только раненный…