Девять кругов любви

– Постой, – почти умолял он, – а тот вечер… здесь, на диване… тебе было так больно… – И вдруг добавил с неожиданным цинизмом. – Впрочем, физиология женщины – сплошная загадка. Говорят, ей ничего не стоит скрыть даже то, что в прошлом она была…

– Менувелет, – беспощадно бросила Юдит.

Оба, несчастные и потерянные, не замечали трагикомичности их диалога, где Юдит в порыве самобичевания требовала от Андрея нетерпимости к ее прошлому, и наоборот, тот искал смягчающие обстоятельства.

Наконец он сдался:

– Что ж, вы, евреи, не зря прячете душу поглубже, чтобы никто не догадался о сущности человека. Может быть, она действительно в крови, а не в лице, – Андрей безнадежно, словно в последний раз, глянул в черные наивные глаза Юдит, не замутненные недавним признанием, и чистый рисунок тонких скул. – Оно может выражать ангельскую невинность, даже если за ним скрывается… Нет, не говори ничего! – испугавшись, крикнул он, но она уже не могла сдержаться и произнесла с отвращением:

– З… з…

Звенящий звук как бы застрял в ее сжатых зубах, потому что так начиналось слово «зона», проститутка, которое она не смела выговорить, то, что при чтении Танаха девушкам нельзя было произносить вслух, а рекомендовалось немедленно перейти к следующему тексту, и Андрей тоже не хотел слышать его и попятился к двери, чуть не наступив на ящерку, метавшуюся между ними в попытке примирить непримиримое.

Выбежав на улицу, он быстро зашагал вперед в лихорадочном смятении чувств, и каждое из них кричало о своей боли. Казалось, Андрей точно знает, куда идет, но на самом деле его гнало желание уйти, убежать подальше от дома, словно пространство, как и время, способно лечить раны.

Невдалеке терпеливо ждал его старенький «Форд», который одиноко стоял у обочины и тоже, казалось, грезил о дальней дороге.

Включив мотор, он рванул с места, на полном газу одолел подъем и понял, что уже в Иерусалиме, только когда почти бессознательно затормозил у светофора, где в полуметре от него пешеход пересекал улицу. Опустив стекло, Андрей долго извинялся, потом понял, что ехать дальше не может. Он оставил машину у киоска с огромной надписью «Король фалафеля», отдышался, выпил ледяной воды.

– Ты где на права сдавал? – угрюмо спросил продавец. – Небось, в России?

– Ладно, – оборвал его Андрей. – У тебя свое королевство, у меня свое.

Он безвольно побрел за зеваками, которые слонялись по узким переулкам мимо скучных, лишенных какой-либо фантазии реклам магазинов. Дюжий парень задел его мощным плечом и лениво повернул к нему квадратную физиономию, выражавшую превосходство и насмешку – так, наверное, смотрят счастливые любовники на обманутых мужей.

– Не этот ли, – мелькнула злая мысль, – не эти грубые руки… – ему не хватало слов.

Всегда послушное воображение Андрея взбунтовалось против его воли, и он не мог представить себе любимое лицо Юдит, ее смугло-золотистое тело в объятиях другого.

– Никудышный из меня Отелло! – сокрушенно подумал он, чувствуя, однако, какое-то облегчение.

Андрей остановился перед витриной с подвенечными платьями. Глядя на пластмассовую невесту, одетую во все белое, он пытался урезонить себя:

– Но ведь то, о чем рассказала Юдит, случилось до нашей встречи с ней. Разве у меня раньше не было девушек?

За углом, на площади, обсаженной пушистыми липами, он увидел уже знакомых ему индусов или цыган. Слепой старик, с большой копной седых волос, опирался на руку темнокожей женщины, которая сейчас, возможно, из предосторожности, скрывала под большой серой шалью традиционный наряд – красную блузку и ветхую юбку, грозившую немедленно распасться на массу цветных лоскутков. Иногда она что-то сердито говорила своим шустрым ребятишкам, чье число не подавалось определению, потому что они, ни секунды не стоя на месте, мгновенно исчезали вопреки позитивным законам и вновь материализовывались, счастливые и замечательно грязные. Зато чистым золотом блестели на ее груди всевозможные украшения и ярче других – тонкая цепочка с алым, в форме сердца, камнем.

Как водится, она предлагала встречным предсказать их судьбу, а отец для убедительности трогал каждого изможденной рукой: когда-то, на далекой родине, его предки были объявлены неприкасаемыми, но никто не запрещал им прикасаться к другим. Впрочем, прохожие, подавленные гнетущим зноем, не проявляли особого внимания к экзотическому семейству, и только светловолосая девушка в подъезде двухэтажного здания не отрываясь смотрела на кровавое сердечко у открытого ворота цыганки.

– Тина! – пробормотал Андрей, поняв, что ноги не случайно привели его сюда. Уж у нее-то есть ответы на все вопросы!