Девять дней

— Мистер Хьюс, не хотите ли вы сказать, что, по вашему убеждению, для меня ничего не значат рамки элементарного приличия? Неужели вы считаете, что я настолько неуважительно могу отнестись к женщине, в которую был влюблен?

После этих моих слов Роберт Хьюс потупил взгляд и неуверенно пожал плечами. Я не оскорбился его выводами и поведением. У нас с мистером Хьюсом когда-то были весьма теплые дружеские отношения, но они значительно испортились после того, как я попросил руки его сестры, которую любил больше жизни. Этот факт ему был хорошо известен, но он посчитал его не таким значительным, как положение будущего жениха его сестры в обществе. На тот момент я еще не имел должности главного врача дома скорби.

— Ты должен понимать, Рич, — сказал он мне в тот день, — что может дать ей простой практикант? Она будет жить в нищете. Если ты ее любишь, то должен желать ей более выгодной партии.

Эти его слова я вспомнил и сейчас, глядя на то, как он переминается с ноги на ногу.

— Но… Мари сказала, что именно это спровоцировало у нее приступ тогда.

Я поднял бровь. Роберт тяжело и обреченно вздохнул.

— Вы же сами прибежали ко мне, — сказал я, — я был дома, как, вы предполагаете, я мог так быстро добраться?

Роберт опять вздохнул.

— У нее галлюцинации, да? — спросил он тихим голосом. И это я принял как извинения.

— Судя по всему, — ответил я, задумавшись, почему морской воздух и путешествие не просто не помогли, а лишь усугубили болезнь мисс Мари.

Я пообещал Роберту, что завтра зайду к ней и поговорю. Он просил сделать это как можно осторожней, чтобы она не нервничала. Я лишь кивнул. Уходя, Роберт хотел мне что-то сказать, но не решился. Я понял, он хотел извиниться, но гордость и наши холодные отношения не позволили. Весь вечер я думал о бедной Мари, и чувства к ней, что, как я уверял себя, угасли, с новой силой вспыхнули в моей душе. Впрочем, это ненужная информация.

Письмо отца Флеккера (продолжение)

О, как тяжело мне было читать записи доктора от четвертого сентября. Он всегда казался мне сухим и местами бессердечным. Но эти редкие строки о вас, о вашей любви… Я едва сдерживал слезы. Отец Грегори тоже растрогался. Я видел, как грустно он улыбался. Я выдержал паузу, чтобы дать ему возможность задать вопросы. Он лишь спросил, почему став доктором, Ричард не просил вашей руки вновь. Я сказал, что не могу знать ответ на этот вопрос и справился, могу ли я прочитать записи от пятого сентября. Он кивнул и сел поудобней.

Записи доктора Ричарда Филдса

5 сентября

Проспал сегодня долго, так как всю ночь не мог уснуть, думая о Мари. Галлюцинации — явный признак ухудшения. К тому же она не смогла отличить их от реальности даже спустя время. Миссис Адлер шумела на кухне. Она пришла сегодня прибираться, как обычно по субботам. Я спустился вниз и поприветствовал ее, она сказала, что утром пришла записка. Это был ответ из порта. Там говорилось, что профессор Миррер таки прибыл к нам тем рейсом и сейчас находится в гостинице «Блю Бирд». Там же было написано, что сегодня он читает свою первую лекцию о гипнозе. Я решил навестить его, а потом отправиться с визитом к мисс Мари. Через пару часов я сидел на скамье, заслушиваясь теориями и гипотезами, которые пытались доказать, — а иногда им удавалось — Шарко и Фрейд. Конечно, я не разделял мнение Фрейда и не видел связи истерии с сексуальными потребностями женщин, но теория Шарко мне нравилась. Хоть и не сильно отличалась от взглядов своего ученика.

Профессор Миррер же считал, что все, что мы можем объяснить — это нечто сознательное. Имея ввиду все, что мы можем контролировать и чем мы можем управлять. Все остальное — подсознательное. То, о чем мы можем не подозревать, и что может руководить нами и управлять. Подсознание — самое опасное проявление человеческого мозга, говорил он. А гипноз может проникать в подсознание, корректировать и даже управлять им. Лекция длилась почти два часа, но я не устал. Слушать профессора Миррера одно удовольствие. Он каждый раз делится новыми, до этого дня неизвестными, предположениями, заставляя тебя задуматься над их разгадкой на весь день. Мне кажется, он вполне мог бы стать писателем.

После занятий мне удалось подловить его у выхода.

— Профессор Миррер! — воскликнул я. Он обернулся и прищурился, не сумев разглядеть меня. Зрение его сильно подводило. Нацепив очки, он расплылся в улыбке.

— Мой милый Ричард! — радостно воскликнул он и распростер руки навстречу.

— И что же тебе понадобилось на моей лекции? Я не сказал ничего из того, что тебе неизвестно.

— О, мне всегда приятно слушать вас, профессор, — сказал я после его крепких объятий, — но не это основная причина моего визита.

Я замолчал, Миррер хитро прищурился и кивнул.

— Есть пациентка. У нее истерия, но в сложной форме. А теперь она галлюцинирует. Мне очень неловко, но я хотел бы просить вас навестить ее вместе со мной.

— В доме скорби?

— О, нет! Она не госпитализирована.