Девять дней

Не знаю, что случилось с прекрасной мисс Мари, но я решил, что не останусь сегодня на чай. По ее лицу я понимал, что говорить со мной она не желает. И мне показалось, что лишняя минута в компании со мной ей в тягость.

Я не стал ничего спрашивать, скорее всего, это из-за того, что мне пришлось применить физическую силу прошлой ночью. Я попрощался с ее братом, кивнул ей, решив, что не стоит целовать руку, но она будто машинально протянула мне ее. Я, взяв лишь за кончики ее изящных тонких пальчиков, поспешно поцеловал руку, едва прикасаясь к ней губами, и ушел.

Мысли о мисс Мари мучали меня, поэтому я решил, что будет лучше отвлечься работой. Первым делом зашел к Хоффишеру. Он снова говорил с кем-то невидимым, или молился, я не понял. Мадам Леванш попросила о выписке. Я сомневался, но ее супруг уверил, что видит в жене прогресс, — как он любит это слово — и готов за нее поручиться. Что ж, сегодня на одного пациента стало меньше. Хотя о чем это я? Стоило мне выписать мадам Леванш и пожелать ей всего лучшего, как в кабинет фурией влетела женщина, притащив за собой малыша лет десяти. Она держала его за руку, но он болтался на ней как тряпичная кукла, не поспевая за матерью, как я предположил.

— Доктор Филдс, это неприемлемо! — услышал я вместо приветствия.

Женщина лет сорока с красным от злости лицом тяжело дышала, видимо, из-за того, что чувство гнева и негодования заставляло ее вбежать ко мне в кабинет.

— Вчера нам сказали, что вам нездоровится! Сегодня велели ждать! — возмутилась она и топнула ногой так сильно, что плахи скрипнули.

Я попросил ее успокоиться, сесть и рассказать о своих проблемах. Женщина еще сопела, как закипающий чайник, но все же села, оставив малыша с опущенной головой стоять. Как выяснилось, она считает, что ее сын страдает серьезными психическими отклонениями. На мои вопросы, в чем это проявляется, она отвечала туманно и неточно. То он, вроде, проявляет агрессию, то апатичен. Иногда мальчик не спит по несколько суток и не ест, а потом ест все, даже то, что не нужно. Мальчик же выглядел вполне нормальным, если не считать травмы, которые нанесла ему мать, рассказывая о нем, как о чем-то уродливом и ненужном. Боюсь даже представить, что происходит дома вне посторонних глаз. На мгновенье я подумал положить мальчонку под наблюдение. Но не потому что посчитал его действительно больным, а потому что мне казалось, здесь ему будет спокойней. Но не имея оснований, я не могу держать здорового, пусть и затравленного собственными родителями, ребенка взаперти.

Когда женщина прекратила во всех красках рассказывать о странностях своего сына, я окончательно убедился в намерениях пока неизвестной для меня миссис избавиться от сына.

— Прошу меня простить, но я не вижу в вашем сыне ничего, что говорило бы о его расстройствах, — сказал я, когда осмотрел малыша и попытался с ним поговорить, но тот не вымолвил ни слова.

Его мать, конечно, отнесла это к очередным проявлениям безумия. Тогда я набрался сил и, как мог, строго сказал, что мальчик здоров и лечить я его не буду.

Она похлопала глазами, пооткрывала несколько раз рот, намереваясь возразить, но в итоге сдалась и, грубо схватив мальчика за руку, потянула его к двери.

— Если мы с мужем не переживем эту ночь, то это ваша вина, — громко сказала она уже в дверях, — доктор.

Последнее слово она произнесла с пренебрежением, намекнув на мою некомпетентность. Вот ее я бы полечил.

Из-за дождя пришлось задержаться в больнице. Не хотелось выходить и мокнуть. Записывать свои мысли и рассуждения оказалось действительно полезно. Прихожу домой, перечитываю, выделяю главное и переписываю в карточку больного. Но начальный вариант жалко выбрасывать, хотя здесь много лишнего и слишком личного. Пожалуй, позже все же сожгу, чтобы никто не увидел.

К восьми вечера был дома. Меня встретил Роберт Хьюс. Не очень приятный сюрприз, но я сделал бесстрастный вид и поздоровался, кивнув головой. Лицо его было угрюмым и загадочным, но я ясно прочел в его выражении негодование.

— Мистер Хьюс? — сказал я, подойдя ближе.

— Какого черта, Рич?! — он схватил меня за грудки и придавил к стене.

Глаза его сверкали огнем ярости. Я спокойно попросил его объяснить причину столь странного приветствия, а также пояснить, в чем конкретно я провинился перед ним. Сжирая меня своим яростным взглядом, через несколько секунд мистер Хьюс отпустил меня и даже немного остыл. Он рассказал мне интересный факт. Как выяснилось, причиной недружелюбного поведения мисс Мари по отношению ко мне в мой последний визит в их особняк было не то, что мне пришлось ударить ее, чтобы вернуть в сознание, а то, что, — как она рассказала брату — ночью я пробрался к ней в покои и всячески соблазнял, даже поцеловал ее прямо в губы. Мое удивление и состояние некоторого шока, видимо, посеяло зерно сомнений и в сознании Роберта. Он как-то виновато посмотрел на меня, но добавил, весьма неуверенно кстати, что подобное терпеть не намерен.