Девяносто третий

Появление атамана удивило специального корреспондента «Трибуны». До сих пор казаки не посещали митинги, созываемые коммунистами. Сегодня что-то побудило их отступить от своей принципиальной позиции. Алексей сдержанно поздоровался с Молодцовым, тот пожал ему руку. Атаман был поистине крут. На кителе у него висел настоящий крест за оборону Приднестровья8. Высокий, под два метра, парень в камуфляже, стоявший рядом, без особой теплоты оглядел журналиста с головы до ног.

– Товарищи! – взревел в мегафон распорядитель от «Трудовой России»9. – Просим подождать немного! К нам сейчас присоединятся наши товарищи!

С периферии на происходящее взирал корреспондент «Привратника» Лёня Иванов. Он иронически улыбался и совсем не спешил в гущу событий, даже ручку и блокнот оставил в кармане пиджака. Его издание здесь, мягко говоря, не уважали, а Лёню как-то обозвали «жидовской мордой». Газета платила оппозиционерам взаимностью, постоянно используя обидный для них термин «красно-коричневые».

Алексей издали кивнул Лёне, тот помахал в ответ.

– Товарищи, товарищи! Идут! – зычно заревел держатель мегафона, видимо, оповещенный курьером.

Вокруг памятника завертели головами. И тут грянула музыка.

Играл духовой оркестр. Его звуки наплывали из-за желтоватого дома, с каждой секундой усиливаясь. Еще чуть, и показалась голова колонны, впереди которой маршировали музыканты со своими инструментами, исполнявшие «Прощание славянки». За ними не в ногу, но вполне целеустремленно шли бедно одетые люди. Их было много, даже очень много для этого города и митинга: заметно больше пяти сотен, да, наверное, и гораздо больше тысячи. Над колонной реяли такие же флаги, как на лужайке под статуей.

– С «Авиастроя», – сказал кто-то в толпе возле Алексея.

Митинг явно перевалил за экватор. В кузове грузовика со звуковой установкой сменилось уже полдюжины ораторов. Грузовик подкатил следом за колонной, он тоже был из объединения «Авиастрой». Его бок, повернутый к толпе, задрапировали кумачовой тканью с надписью: «Руки прочь от Советов!»

–…верно говорит товарищ Анпилов: нынешний антинародный режим не даст нам ничего! Не для нас были затеяны так называемые реформы Бориса Ельцина!

– Не Бориса Ельцина, а Бени Эльцина! – выкрикнул мужичок в первом ряду.

– Именно поэтому надо быть готовыми к самой беспощадной схватке за интересы трудящихся! – надрывался человек у микрофона.

Раздались очередные аплодисменты.

Алексей оглядел площадь. Свободного места на ней почти не осталось: заводчане создали собранию массовость. Их численность он сначала даже недооценил. В строю с марширующим оркестром было как минимум три тысячи манифестантов.

Он опять встретился глазами с Лёней из «Привратника». Тот по-прежнему ничего не записывал, даже руки засунул в карманы. Однако больше не улыбался.

– Алексей Николаевич, как ваше драгоценное здоровье?

Алексей вздрогнул.

Фёдор Михайлович Кобрин, второй секретарь обкома компартии (по организационной работе), подкрался неслышно. Он смотрел с прищуром и улыбался одними губами. В петличке скромного серого костюма алел значок с серпом и молотом. Был он весь, как обычно, довольно неприметный и подтянутый, его русые волосы с проседью делил надвое идеальный пробор.

– Благодарю вас, Фёдор Михайлович. А ваше как?

– Сзади не отстаем, вперед не забегаем, – образно ответил партийный чин.

– Я смотрю, акция получилась внушительная. Но время-то рабочее, не будет ли у трудящихся проблем?

– Они из первой смены, у них рабочий день закончился, – невозмутимо объяснил Кобрин.

– И все поголовно решили примкнуть?

– Не все, насколько я знаю. Только самые сознательные.

Секретарь обкома с любопытством смотрел на Алексея. Во всяком случае, Алексею так показалось. Он моргнул и спросил еще:

– А директора мы не увидим? Или он не участвует?

– Почему вдруг не участвует? Юрий Константинович уже здесь, сейчас выступит.

Толпа снова захлопала, загудела.

– Слово предоставляется директору производственного объединения «Авиастрой» имени Куйбышева, Герою Социалистического Труда, кавалеру ордена Дружбы народов, доктору технических наук, профессору, товарищу Мясоедову! – объявил ведущий.

Пока Алексей вытаскивал и активировал свой диктофон, товарищ Мясоедов успел занять место на трибуне. Он оказался выше всех, кто стоял в кузове грузовика, и прямее всех держал спину. На нем была кожаная куртка цвета воронова крыла, еще чернее, чем его густые брови. «Как у комиссара», – оценил Алексей. Высокий лоб директора, пристальный взгляд и выдающийся вперед подбородок выдавали в нем человека, привыкшего командовать. Слова вылетали из его рта даже не как пули, а скорее, как снаряды.

– Я буду краток! – начал Мясоедов без всяких «товарищей». – Сегодня мы впервые за эти проклятые годы собрались на главной площади. Я скажу так: это знак. Мы давили на них, и они стали бояться нас. Но это лишь начало! Очень скоро мы продолжим и не отступим! Здесь только три тысячи рабочих, а завтра будет тринадцать тысяч. А потом поднимутся остальные. Враг будет разбит! Победа будет за нами!