– Выходит, что общаться ты с ней не собираешься, – уточнила я, – но послать изваяние из железа – другое дело?
– Я общаюсь с ней, – мама смотрела на свои малиновые кусты, а не на меня. Она замолчала, чтобы выпрямить защитную сетку от птиц, которая повалилась набок. Правда, от чересчур резкого рывка несколько незрелых ягодок отскочили в сторону забора.
– Когда? – я продолжала держать скульптуру, не имея никакого понятия о том, куда её положить и что вообще с ней делать.
– Несколько дней назад я послала ей смс, – мама присела на колени и выдернула из ягодной грядки сорняк с заострёнными листьями.
– Я лишь хочу сказать, что не могу вас помирить. Ты посылаешь меня, но тут я тебе не помощник.
Она посмотрела на меня и улыбнулась так, будто говоря: «Именно ты, родная, можешь мне помочь». На что я стала неистово – и очень драматично – мотать головой. Из одной стороны. В другую. Я была серьёзно настроена убедить мать в обратном.
– Я не «посылаю» тебя, – сказала она, поставив голосом кавычки так, что я почти смогла увидеть их в воздухе. Она встала и стряхнула с колен траву. – Ты едешь её навестить.
– Верно, – я провела ногой по траве, поддев носком клевер.
– Но, если возможность сама представится, то ничего плохого не случится, если ты попробуешь с ней поговорить, – мама открыла дверь автомобиля и начала рыться в вещах на заднем сиденье. – Тебя она послушает, – её речь стало сложно разобрать, когда женщина с головой нырнула в машину, поэтому я подалась вперёд. – Просто попроси её рассмотреть вариант этой осенью вернуться к учебе.
Набрав в лёгкие побольше воздуха, я внезапно осознала, насколько мне было не по себе. Всё, чего я хотела всё лето — уехать, но сейчас былая уверенность покинула меня.
– Мне и без Луны забот хватает, – сказала я.
Мама обернулась ко мне, после чего протянула руку, чтобы заправить прядь волос мне за ухо. Я почувствовала неожиданный прилив слёз к глазам.
– Знаю, лето выдалось тяжёлым, – сказала она. – Но всё наладится, когда ты снова пойдёшь в школу.
– Вряд ли, – ответила я. – Пока гуляла, напоролась на Тессу. Разговор явно не задался.
Мама знала лишь часть истории: о том, что я хранила тайну, которая, как я думала, могла навредить Тессе, но которую надеялась исправить. Мама не знала, что случилось на самом деле. Она не знала о Бэне, и о том, что мои друзья Эви и Уилла тоже всё лето не звонили мне.
Я протянула скульптуру маме. Казалось, вещь была сделана из свинца. Без преувеличений.
– Ты можешь забрать её?
Женщина уже успела развернуться к заднему сиденью и достать две полоски упаковочной плёнки с пузырьками. Одну из них она выдала мне.
– От стресса, – пояснила она. Я прислонилась к машине и начала лопать пузырьки, да так сильно и быстро сдавливая, что Дасти подбежала ко мне узнать, что же я делаю, и может ли она это съесть.
Мама оторвала от мотка чёрной изоленты длинный кусок.
– Ты возишь изоленту в машине? – спросила я. – Это же фишка всех похитителей людей. И если бы в сериале «Закон и Порядок» ты числилась подозреваемой, то тебя бы точно повязали только за одну эту ленту.
Мать пожала плечами, закрепляя изолентой пузырчатую плёнку вокруг скульптуры.
– Никогда не знаешь, когда она может пригодиться.
Через ткань платья ощущался жар, исходивший от машины. Я переминалась с ноги на ногу.
– Ладно. Попробую. Но ничего не обещаю.
– Вот и умничка, – мама передала мне запакованную скульптуру – воздушную из-за пузырьков, но тяжёлую, как плотное ядро. Прям как комета.
– Мам, меня из-за этого из самолёта вышвырнут, – я протянула вещь обратно. – Во время сканирования они примут её за оружие. За очень аккуратно упакованное оружие. Оружие-реликвию.
Женщина широко улыбнулась, в точности как Луна.
– Тебе надо будет проверить свой чемодан, не весит ли он тысячу футов. В любом случае, при подходящих обстоятельствах, почти всё можно было бы использовать как оружие.
– Говорит мне женщина, которая каждый день изготавливает колюще-режущие штуки из металла, – я покачала головой. – Ты точно была бы подозреваемым номер один в «Законе и Порядке».
Я расстегнула молнию чемодана, совсем немного, и попыталась впихнуть свёрток внутрь. Когда я снова подняла глаза наверх, мама пристально смотрела на меня взглядом, который Луна называла «мамина печаль». По-видимому, пришло время для торжественного прощания. И лучше уж здесь, чем в аэропорту.
– Не знаю, что я буду делать без тебя, – произнесла мама. Она пригладила растрепавшиеся локоны, и солнце блеснуло в её серебряном кольце.
– Это всего на неделю, – ответила я. На одну чудесную неделю, когда мне не придётся приходить домой с работы в кофейне и пахнуть кофейными зёрнами и кексиками. Когда мне не придётся, стоя за кассовым аппаратом, слушать от ещё одного сорокалетнего мужичка в костюме а-ля «я адвокат» и в обручальном кольце, что у меня красивые глаза. На неделю, когда мне не придётся смотреть на окно Тессы и видеть пустой стеклянный квадрат. К тому же, несмотря на печальные глаза матери, ей не так уж и тяжело было меня отпускать. Она знала, что, в отличие от Луны, я вернусь.