Девчонки, я приехал!

Странная это была свадьба, странная, но весёлая, и оказалось потом, что гости и невеста запомнили её на всю жизнь.

Сентябрь, 1956 год

– Где Сергей Ильич? Видел кто-нибудь?

– А разве он не в Москве?

– Да что ему там делать?! У нас самое горячее время!

– У вас это горячее время постоянно, – пробурчала молодая конструкторша, недавно принятая в бюро на работу. – Кажется, всё горячее и горячее становится! А за окнами, между прочим, давно уже осень!

Конструкторша отличалась от всех остальных сотрудников КБ, молодых, шумных, курящих, полных энтузиазма и боевого задора. Они делали великое дело – для Родины, для народа! – строили атомный ледокол, почти не спали и не ели, выполняли заказы досрочно, успевали выпускать стенгазету и сочинять в неё смешные стихи, а конструкторша делала им одолжение, приходя вовремя на работу и покидая рабочее место в ту же секунду, когда начинал звонить звонок. Она была ленинградка, кажется, дочь заведующего кафедрой в каком-то втузе, особа утончённая, посещавшая по выходным филармонию. Поговаривали, что конструкторша положила глаз на Сергея Ильича, даром что тот в опале!.. Конструкторша была красавица – полная, томная, неторопливая, причёску носила «Карла Доннер».

– Ниночка, ты что-то имеешь против горячего времени? – осведомился Борис Смирнов, не поднимая глаз от вороха «синек». Подражая начальнику, он теперь использовал под черновики исключительно «синьки».

– Я не люблю жару, Боречка, – помедлив, ответила Нина. – Мы летом с папой были в Паланге, вот где красивая местность!.. И удачный климат.

– Местность? – переспросил Борис. – Климат удачный?

– Весьма, – подтвердила Нина. – У меня очень тонкая кожа, в Крыму я каждой год сгораю, а в Паланге совершенно не сгорела, вообще!

– Прекрасно, – из-за своего кульмана выглянул Лёва Лифшиц и поправил очки. – Как хорошо, Ниночка, что тебе удалось не сгореть в Паланге!.. А я летом собирался съездить к своим в Себеж, но пришлось гореть на работе!

Тут только конструкторша сообразила, что инженеры над ней смеются, и надулась.

– Где всё-таки Сергей Ильич?

– Если не в Москве, – опять выглянул Лёва, – значит, в механосборочном! Или у сварщиков. Или у двигателистов.

– Или на стапеле, – подсказал Борис.

– Мне бы у него чертёж подписать…

– Всем бы у него чертёж подписать, – из-за кульмана сказал Лёва.

– А правда, что вашего Сергея Ильича собираются с работы снимать? – спросила Нина безмятежно. – Чуть не вредителем объявили! Правда это?

– Враньё и провокация, – отрезал Борис. – Дай срок, разберутся, ещё прощения просить станут!

– Кто станет просить прощения?

– Кто, кто! Кто оклеветал, тот и станет просить!

Нина вздохнула:

– Какой же ты наивный, Борька! Всё у тебя просто – разберутся, прощения попросят! А если из партии турнут? Тогда пропала жизнь!

– Никто его не турнёт! Он знаешь какой инженер?! Знаешь, какой ум?! Знания какие!

– Да кому нужны его знания? – не унималась Нина. – Знаний у нас у всех хватает! Если уж за него взялись, значит, есть причина! Проработки просто так не устраивают!

– Всё, хорош, – распорядился Борис на правах начальника отдела. – Ты лучше свой узел дочерти. И мне на стол!

Нина пожала плечами, усмехнулась презрительно, вздохнула и стала смотреть на чертёж.

Борис весь негодовал и кипел – молча, про себя.

Какая дура, эта самая Нина, ничего не понимает. На таких специалистов, как Сергей Ильич, нужно равняться, да только где там! Кто сможет с ним сравниться?! Никто не умеет так быстро, толково и при этом просто придумывать! Все его предложения пошли в дело, всеми агрегатами, которые он предложил, пользуются! Да без него строительство ледокола забуксовало бы – вот так!

А начальник первого отдела из него всю душу вынул, работать не даёт, всё какие-то бумаги строчит. Вот его и таскают, Сергея Ильича – что ни день, то к директору, то к парторгу, то в этот самый первый отдел!

Должно быть, и сейчас он где-то… там, объясняется. С самого утра нет!..

Как это ни странно, в это самое время Сергей Ильич ни перед кем не оправдывался и объяснительных не писал. Всё утро он пробыл на стапеле – абсолютно счастливым.

В последнее время он был счастлив – почти каждый день. Гадкая возня вокруг него перестала угнетать, он точно знал, что справится решительно со всем на свете.

И ещё он всё время удивлялся.

Удивлялся величию человеческой мысли – ледокол высился на стапеле, и уже не казалось невозможным его сооружение.

Удивлялся коллегам – их энтузиазму, самоотверженности, умению не замечать трудностей.

Удивлялся любви – в юности ему казалось, что любовь выдумали писатели и поэты только затем, чтобы о чём-нибудь сочинять, а сейчас он, пожалуй, тоже принялся бы стихи слагать, если бы умел!

Всё казалось ему по силам, и это было абсолютно новое, счастливое, какое-то молодое чувство.

– Сергей Ильич!

Начальник КБ остановился, оглянулся и приставил ладонь козырьком к глазам – сентябрьский день был ярким, словно нарисован неразведённой гуашью.

Со стороны заводского проспекта к нему поспешал дядя Коля Логунов.

– Здоров, дядя Коля!