Девчонки, я приехал!

— Это, стало быть, для посуды, — продолжал Федот, указывая на войлок, — а то для чего хошь! Хошь книжек своих напихаешь, хошь барахлишко!

— Красота-то какая, — вымолвила Агаша. — Загляденье.

Федот засмущался.

— Это вам к переезду.

Надинька кинулась обнимать его. От него крепко пахло махоркой, самогоном и чесноком.

— Спасибо вам, Федот! Вот спасибо!

— Да чего там! Главное, не забывай нас, дочка. Хоть навещать приходи.

— Буду! Буду приходить, Федот!..

Он затащил сундук в комнату, покосился на зачехлённый рояль, крякнул и вышел.

— Вот как тебя все любят, — вымолвила Агаша.

— За что? — сама у себя спросила Надинька. — Раньше мне казалось, что они нас ненавидят…

Агаша покачала головой.

— Жизнь у людей тяжёлая, Надинька. Иной раз хочется улыбаться да радоваться, а не получается. Вон Федот. Инвалидом на фронте стал, победителем домой вернулся. Теперь вот горькую пьёт — работать как следует не может, лучшие свои годы войне отдал. С чего ему нас любить-то, за какие такие заслуги? А вот полюбил… Или доктор наш! Десять лет по лагерям и поселениям мыкался ни за что ни про что, жену и детей потерял, один как перст на свете остался. А ничего — к нам притулился, в больнице служит, живёт! Ещё небось скучать без нас будет, хотя мы ему комнату освобождаем!

— И мы будем скучать, — отозвалась Надинька. — И приезжать будем, и гостить! Правда, Агаша?

— Светлая у тебя душа, — сказала нянька. — Вот за душу-то тебя и любят.

— Ну тебя, Агаша.

— Ты глянь-ка сюда.

Надинька доела котлету, стрельнула в сторону Агаши глазами и мгновенно вылизала тарелку — так было вкусно, и так хотелось ещё. Но больше не было.

— Это я колпаковским мальчишкам пошила.

И Агаша раскинула на чехле рояля три рубашки — самые настоящие, с воротничками, пуговицами и манжетами!

— Из того полотна, что у нас оставалось. Помнишь, в ГУМе брали, ещё Павел Егорович жив был.

Надинька не помнила никакого полотна, но рубашки вышли отличные!

— Вот как ты хорошо умеешь придумывать, Агаша!

— Да чего там придумывать-то! Трое мальцов, поди их одень-обуй. А тут всё подспорье. Поела?

Надинька вздохнула и кивнула.

— Ну, давай-ка собираться. Ты завтра в институт идёшь?

— Нет, Агаша. Завтра лабораторные работы, я их с другой группой сдала. Мы же завтра переезжаем!..

Весь вечер до прихода доктора они собирали книги и посуду — в новый Федотов сундук.

Яков Михайлович ужинать наотрез отказался. Он был расстроен, выглядел неважно и всё время молчал, только фыркал носом.

— Ну, к чему этот переезд? — заговорил он наконец, когда Надинька попросила его завязать бечёвкой очередную стопку книг. — Чем тебе тут не живётся? Сергей всё время на службе, ты сама говоришь, раньше Нового года его не жди!

— Яков Михайлович, миленький! Да ведь там квартиру нужно обживать!

— И где эта квартира? Наверняка у чёрта на рогах!

— Я даже и не спрашивала, — призналась Надинька. — Какая разница?

— Так ведь большая разница! Наверняка к вам не наездишься теперь! И что мне тут делать одному в таких хоромах?

— Доктор, да не всё же вам между книгами спать!

— Надинька, — доктор сдёрнул очки. — Я спал и на нарах, и на шконке, и на соломе, и на бетонном полу! Поверь мне, спать среди книг — это райское наслаждение!..

— Поедемте с нами, — предложила Надинька. — Что тут особенного?

— Твой молодой муж будет несказанно рад обнаружить на своей новой квартире такую весёлую компанию!

— Вы его не знаете, Яков Михайлович! Он на самом деле будет рад!

В коридоре затрезвонил телефон, и бабуся Колпакова — словно караулила! — тотчас же ответила:

— У аппарата!..

Надинька бросила завязывать книги и прислушалась.

— Надежда, междугородняя вызывает! Где ты там есть! Беги скорей!

Надинька помчалась вон из комнаты.

— Да! Да!..

— Как я рад, что дозвонился, — сказал Серёжа ей в ухо.

— Я тебе сегодня тоже звонила! — прокричала Надинька. — Но линия была занята.

Бабуся Колпакова стояла рядом и ловила каждое слово.

— Что твоё комсомольское собрание?

— Ужасно! — радостно крикнула Надинька. — Просто ужасно! Я чуть не подралась с одним комсомольцем! Мирка меня удержала!

— Что такое?!

— Он сказал, что я веду буржуазный образ жизни и вообще непонятно, кто у меня муж!

— Надинька, родная, — сказал Серёжа. — Держись.

— Я держусь, держусь.

— Если завтра самолёт пойдёт в Москву, я постараюсь прилететь на пару дней.

— Хорошо, — согласилась Надинька, отлично понимая, что самолёт «не пойдёт» и Серёжа не прилетит. Так бывало уже много раз. — Серёжка, Яков Михайлович переживает, что мы съезжаем и он остаётся один.

— Приглашай его жить с нами, — тут же отозвался Серёжа. — Места всем хватит.

— Агаша не верит, что тебе дали квартиру.

— Как же не верит, если вы завтра туда отправляетесь? Шофёр приедет часам к четырём. Ты возьми для начала только самое необходимое, остальное заберём потом, на грузовике.

Надинька вздохнула. Заберём — это значит, что забирать будут они с Агашей вдвоём.