– Тебя что, уже с конвоем водят? – Григорий с интересом оглядел Дашку. В домашнем костюме Juicy Couture, с перехваченными в хвост рыжими кудряшками. Казалось, она вышла из соседней квартиры.
– Впусти, пожалуйста. Я замерзла!
– Ну, входи, «жена». Спасибо за доставку! – Вид у Григория, несмотря на полушутливый тон, был мрачный.
– Ты! Ты! – блондинка задыхалась от злости и не могла найти слов.
– Подвинься! – Дашка отодвинула обалдевшую от такой наглости девицу и прошла на кухню.
– Да ты… – Григорий схватил блондинку за локоть и, не дав ей договорить, увел в комнату. Там они долго о чем-то спорили. Чабурадзе явно пытался подругу успокоить и как-то появление Дарьи объяснить. Девица, судя по всему, успокаиваться не желала и продолжала орать, после чего громко и демонстративно хлопнула дверью.
Григорий остановился в дверном проходе и, облокотившись на косяк, пронзал Дашку ненавидящим взглядом.
– На чем приехала?
– На оленях.
– Я не шучу!
– На машине Олигарха. Без прав.
– Дура!
– Знаю.
– Сейчас пьешь чай, надеваешь мою куртку, спускаешься вниз и едешь домой, к любимому. «Трезвого водителя» я тебе вызову. Все понятно? – Стараясь на Дашку не смотреть, он прошел к столу и включил чайник.
– Гриш, а можно здесь остаться?
– Нельзя! Не огорчай любимого, Дашенька…
– Ну, Гриш…
– Нет! Я сейчас уезжаю на мероприятие.
– Гриш, пожалуйста, не надо никуда ехать! Я поэтому и приехала…
– Чтобы я никуда не ехал?!
– Да!
– У тебя совесть есть? Ты мешаешь моей личной жизни! – завелся Григорий.
– Ну, позови «личную жизнь» домой! Только не езди в «Зебру», пожалуйста.
– Даш, ты что, ненормальная? Скажи, где я тебе дорогу перешел?
– Нигде! Просто поверь мне один-единственный раз. Все, что я тебе писала в том письме, – правда.
– О чем? О том, что преследуешь меня из творческого интереса? Или о том, что спать со мной не собираешься, так как человек я тяжелый и малоприятный? И вообще, не помню я твоего письма, – запоздало соврал Чабурадзе.
Из слов Григория выходило, что карикатур он Дашкиных не видел, писем не читал, а по телефону упорно не понимал, что за Дарья ему названивает. Однако трубку с ее номера брал исправно, даже после того, как сам ее кидал, письмо прочел от корки до корки на глазах у всей выставки, а просмотрев карикатуры, грозился оторвать «доносчику» Коротышкину голову.
– Нет! О том, что зла тебе не желаю.
– Что-то не похоже, – Григорий присел напротив Дашки. – Что тебе надо? У тебя десять минут до приезда водителя, – и, секунду помолчав, добавил: – Кстати, хорошо выглядишь!
– Гриш, не ходи на открытие! Там будет пожар!
– Ты что, бомбу подложила?
– Я серьезно! Мне сон нехороший вещий снился! У меня же прадедушка – колдун…
– Так, все, достала! Не могу больше этот бред слушать! Вставай, одевайся. Подождешь водителя в машине, она у тебя с подогревом, – Григорий потянул Дарью за руку.
– Гриш! – Дашка поднялась. Внезапно в глазах у нее потемнело, и она начала проваливаться куда-то в пустоту. Чабурадзе едва успел подхватить ее на руки.
Григорий молча отнес ее в гостиную и положил на диван.
– Симулируешь? – уточнил он с сомнением и осторожно коснулся губами ее лба. Лоб у Дарьи горел.
– Нет. Гриш, что со мной? – Голос у Дашки был слабым и испуганным.
– Ты что, больная приехала? – Чабурадзе взял со стула плед и накрыл им Дарью.
– Так, простыла немножко. Гриш, не уезжай!
– Ничего себе «немножко», у тебя жар. Лежи, принесу что-нибудь жаропонижающее.
– Не отправляй меня домой, пожалуйста. Там никого нет.
– А Олигарх?
– У любовницы.
– Высокие отношения!
– Гриш, – она потянула его за руку, мешая встать с дивана.
– Лежи! Не отправлю! Но только до утра!
– И сам никуда не поедешь?
Григорий непечатно выругался.
– Не поеду! Но если клуб не сгорит, каждый твой день будет хуже предыдущего, обещаю!
Дашка слабо улыбнулась и закрыла глаза. Погружаясь в глубокий младенческий сон, она мысленно отметила, что еще никогда и нигде ей не было так хорошо, как у Григория. Это было похоже на возвращение домой после долгой дороги.
– Даш, лекарство, – тихонько позвал Григорий, но ответа уже не услышал. Дарья спала.
Чабурадзе вернулся к столу и вытащил оттуда Дашкино письмо:
«Прости и, пожалуйста, не держи на меня зла. Я могу быть непредсказуемой, взбалмошной, вредной, но никогда желающей тебя огорчить или намеренно ранить…
И единственное, о чем я сожалею, завершая эту историю, что так и не смогла просто с тобой поговорить».
– Не понимаю! – так разительно отличалась спящая Дашка от той взбалмошной неуправляемой девицы, к которой он привык и которую боялся. Так отличалось ее письмо от того, что она делала.