Дева и плут

Упав на колени, она начала выдергивать с корнем пучки травы и швырять их, не глядя, в равнодушное дерево. Иннокентий подпрыгивал за каждым распадающимся в воздухе комом земли. Грудь ее разрывали хриплые, как кашель сестры, рыдания, и когда ярость иссякла, она сгорбилась и уткнулась лицом в перепачканные землей ладони.

Боже, прошу тебя, не дай ей умереть.

— Это что, какой-то новый способ молиться?

Отряхнув руки о юбку, она подняла глаза и увидела, что под деревом стоит, прислонившись к стволу, Гаррен. Укрытый рваными пятнами тени, он сливался с лесом, пестревшим красными, зелеными и бурыми красками, и казался таким же темным, таинственным, полным секретов.

— Он не заберет ее, — сказала она упрямо. — Он просто не должен.

— Бог впервые задумал отнять у вас близкого человека. — Это был не вопрос.

— Я умоляла Его пощадить ее.

— Умоляли? Или требовали?

Кое-как справившись с подступившими слезами, она покачала головой. Иногда Бога нужно чуть-чуть подтолкнуть. Какими самонадеянными казались теперь эти слова. Какой далекой стала та спокойная жизнь в монастыре, когда она пребывала в полной уверенности, что Господь сделает именно так, как она попросит. Ее никчемные руки безвольно лежали на коленях. Услышит ли Господь, если сложить их ладонями вместе и поднять к небесам?

— Я готова умолять, если это заставит Его передумать.

Он сел на траву рядом с нею.

— А если ваши молитвы останутся без ответа? Что тогда?

Она опустила голову.

— Не знаю. — За всю свою жизнь Доминика не разлучалась с сестрой ни на день. Она представила, как возвращается без нее в монастырь, как принимает постриг, как трудится в одиночестве в скриптории… Одна только мысль об этом была невыносима. — Он еще никогда не подводил меня.

Он сплел руки на груди и сказал, скрывая за горечью тона свои секреты:

— Ничего. Когда подведет, вы научитесь с этим жить.

Доминика просунула ладонь ему под локоть. Просто из сострадания — оправдалась она перед собой.

— Отчего вы так на Него обижены? Что Он вам сделал?

Он долго смотрел на нее, потом расправил руки и отрывисто заговорил:

— Когда мне было семнадцать лет, — в его речи появился легкий северный акцент, — я жил в монастыре. Все мои мысли в ту пору были сосредоточены только на Боге и на предстоящих вечных обетах.

Она улыбнулась, представив его в возрасте Саймона — плечи еще не развернулись во всю ширь, губы еще не привыкли сжиматься в узкую линию, лицо светится верой. Сердцу стало горько при мысли о том безвозвратно потерянном мальчике.

— Где был ваш дом?

— Неподалеку от Бервика. На чьей территории — англичан или шотландцев — зависело от того, кому сегодня в набеге сопутствовала удача. Мой отец был предан только себе и своей земле и хотел одного: чтобы его оставили в покое. Этим он восстановил против себя и тех, и других.

— Вы второй сын? — Юноше разрешалось посвятить свою жизнь Богу только в том случае, если в семье имелся наследник фамильных земель.

Он кивнул.

— У меня был старший брат. Его звали Джеймс.

Повисло молчание. Каждое слово из его уст было для нее подарком.

— Сколько ему было лет?

— Он был ровесник Уильяму. — Он опустил взгляд на ее кисть, лежавшую на его колене. — Когда мы боролись на руках, он всегда меня побеждал.

— Вы были в монастыре, — напомнила она. — А что случилось потом?

— Потом пришла Смерть. — Воспоминания, судя по голосу, причиняли ему сильную боль. — Переживая за своих, я поехал домой, но Смерть оказалась быстрее. Пока я пересекал мост, чума успела подкосить Джеймса. Потом заболела его жена. Потом их ребенок.

Она содрогнулась, вспомнив как девочкой слышала доносившиеся из-за монастырских стен страшные предсмертные стоны.

— Я отправил своему аббату записку с просьбой помолиться за нашу семью. Приехать и поддержать нас лично он бы не смог или не захотел. — Под тяжестью воспоминаний он заговорил сквозь зубы. — Время как будто остановилось. В любой момент их могла забрать смерть. Внезапно, как в бою. Но я знал, что монахи молятся за нас по восемь раз в день. Я был уверен, что Бог услышит их молитвы. — Он перевел взгляд на деревья. — На следующий день заболела моя мать. Отец не отходил от ее кровати.

И дед его, и отец оба молились у смертного одра своих жен. Неудивительно, что Гаррен предпочел одиночество. Она задумалась, каково это — когда тебя так любят.

— К тому времени, когда слег отец, пришел, наконец, ответ от аббата. Там говорилось, что отец должен отписать свои владения Церкви, и тогда Бог якобы спасет нашу семью.

Ее плечи придавил ужас. Даже аббаты были не вправе раздавать обещания от Его имени.

— И как поступил ваш отец?

— Подписал дарственную. Я сам помог ему поставить крестик. Потом я отвез дарственную в монастырь, а перед тем надел на шею дедову ракушку и поклялся сходить по его пути в Компостелу — если Господь сжалится над нами. Не знаю, сколько часов я пролежал на полу перед алтарем, умоляя: «Забери вместо них меня». — Он тихо пробормотал, будто вновь обращаясь к небу: — Забери вместо них меня.