Павел не умел пользоваться своей силой и, как ребенок, сделавший первый шаг, упал...
Мимо проносились годы жизни, миллионы желаний и судеб, тысячи его собственных отражений на иные события, чужие, знакомые и незнакомые лица, пламя чувств, и многое из того, что нельзя взять рукой в настоящей жизни, уже постепенно отпускавшей его. Он все еще оставался центром своей вселенной, и мог по-прежнему вершить и требовать повиновения. Стоило ему ухватиться за что-нибудь безобидное, за никчемную мелочь, и без труда обуздал бы хаос собственных мыслей – здесь не существовало для него тайн и ограничений. Все было возможным, все было для него, любой каприз или прихоть. Он мог воплотить все, что угодно.
Даже страх и боль…
Именно за них ухватилось напуганное сознание человека, не отдавая себе отчет, насколько чиста и огромна их глубина, насколько ничтожен сам человек перед лицом тех демонов, которых способен разбудить.
Вселенная замерла, и Павел слишком поздно понял, какую ошибку совершил.
Это был ужас, многократно превосходящий любую фантазию, столь тщательно и аккуратно преумноженный, доведенный до границ самого мироздания.
В океане Боли, где тонул самонадеянный проповедник, вздымались острыми бритвами скалистые острова чудовищных миров, каждый из которых жаждал предстать перед своим создателем, старательно расточая жестокие картины, пропитанные кровью и смрадом, оглашаемые стонами и душераздирающими воплями. Чудовища, уродство которых не умещалось в сознании, копошились на тверди из черепов, перемалывая отточенными до сверкания клыками хрустящие кости, а выбеленные смертью языки пламени лизали кричащую людскую массу, обтянутую воспаленной и набухшей язвами кожей.
Это была кожа Павла, и все лица, отражающие полную палитру мук и страданий, тоже были его лицами. Его пожирали и сжигали, душили и резали, пытали и травили – предоставили завершенность того, что лишь на мгновение вообразил его разум. Если власть – то бесконечная, если размер – то на всю вселенную, а любое чувство или ощущение – до самого дна.
Проповедник, будучи полноценным продуктом общества, не догадался возжелать познания Любви или Счастья, Удовлетворения или Блаженства. Первым, что пришло в голову, оказались именно Боль и Страх. Но человек, созданный только для того, чтобы маленькими глотками пить разнообразие собственных чувств, не мог по достоинству вкусить запретного плода, возжелав его ненароком. Слабый разум помутился, не выдержав чистоты вкуса: люди не могут оперировать бесконечными величинами –ограниченные по природе, они в состоянии потреблять лишь ничтожно малое.
Павел сошел с ума при одном приближении затребованного ощущения, а его мир продолжал угождать безумному владыке с прежним усердием. Так он создал себе рукотворный Ад, в котором и поселил бессмертную душу, обрекая ее на вечность: ведь в его власти было остановить Время. Но он сделал свой выбор.
Тело проповедника мирно дышало, изредка вздрагивая во сне, и трепетно удерживало в себе жизнь. Иногда за один вдох Павел успевал пережить миллиарды лет, а порой замирал на часы, храня единый миг. Он вечно блуждал в самом себе, всесильный и неуемный, неспособный остановить собственный сон – маленькое ограничение, столь незаметное бессилие. Он создавал и сокрушал миры подобно богу, проживал многие жизни за своих созданий. И он успел просуществовать много больше, чем сама вселенная, прежде чем нашел выход, обретя успокоение в Смерти.
И Смерть была такой же странной, как и тысячелетия его никому незаметных скитаний царствований: тело просто рассыпалось, утратив связность, словно одновременно умерла каждая клетка организма, каждый его элемент. Осталась дурно пахнущая лужица на кровати, в которой растворились остатки человека... и его мечты.
Такова была цена за прикосновение к божественному началу.
Исполнение желаний, о которых мечтал человек с начала времен, было подарено одной человеческой особи – проповеднику Павлу. И он пресытился этим даром за все человечество.
…Прототип забеспокоился, почувствовав вторжение. Это был человек, разум которого хранил на себе печать странной мутации, позволяющей его мозгу генерировать модуляции такой же, как и у него частоты, что приводило к частым телепатическим контактам.
Сейчас человек был как никогда близок в стремлении установить связь, и пришлось направить ему встречный поток энергии, чтобы вытолкнуть восвояси. Медиум долго держался на краю его сознания, старательно преобразовывая направленную энергию, но что пытался сделать человек, прототип не понял.
А к утру человек исчез. Не отдалился как обычно, не ослабил своего присутствия, а окончательно пропал. И это было плохо, потому что мутация такого рода у человека представлялась интересной проблемой, достойной внимания.
*****
Ворчун бесцеремонно ворвался в комнату женщины, но разбуженная Ольга нисколько не удивилась такому проявлению хамства.