– Я тебя услышал, – Север кивнул и сделал маленький шаг назад, безмерно радуя меня своей понятливостью и сговорчивостью. Но одновременно огорчая ими же. – Давить буду более… аккуратно, а Котику вырву руки.
Я испуганно выдохнула.
– Только если ты меня об этом попросишь, конечно, – милостиво отложил он казнь моего приятеля. – А за ликвидацию по твоей просьбе Доски Почёта ты меня поцелуешь. Два раза. А лучше три.
– Слушай, ты её ликвидируй сначала, а потом уже торгуйся, – совершенно оправданно возмутилась я.
– Я не торгуюсь, я оглашаю условия сделки, – рассмеялся Северов, а потом вдруг замер с серьёзным видом, поднял руку и дотронулся до моего виска.
– Понимаю, что это звучит глупо… – он на самом деле выглядел слегка озадаченным. По-моему, даже смущённым, хотя тут я не была до конца уверена. Слова «смущение» и «Северов» были какими-то неправильными соседями. – И на комплимент, наверное, не похоже… Но меня просто с ума сводит твоя кожа. Как мрамор. Только тёплая, – едва касаясь, погладил скулу. – Нежная… И, чтоб мне провалиться, светится.
Наклонился вперед, чтобы мазнуть по щеке невесомым поцелуем и прошептать:
– Спокойной ночи.
– Ага… – невежливо выдохнула я, не находя в себе сил для построения более сложной фразы, вроде «И тебе того же».
Спокойной эту ночь назвать было нельзя. Мне снова приснился кошмар, удивительно яркий, с тактильными ощущениями и даже запахами.
Свои тайны лес скрывал в тумане, выступая в белёсых клубах пугающими остроугольными тенями. Пахло ранней весной или, возможно, поздней осенью. Я опустила взгляд, чтобы обнаружить, что из одежды на мне только длинная синяя майка, в которой я обычно сплю, да незавязанные кеды.
– Эй! – просипела я простуженно. – Есть здесь кто-нибудь?
– Уху! – совсем рядом ухнула сова, а следом испуганно заверещал заяц.
– Мне не страшно, – проговорила я вслух и сделала ещё один осторожный шаг.
Под ногой хрустнула ветка, оборвав на мгновение барабанный бой моего сердца.
– Что за шутки? Холодно же! – снова прохрипела я и чихнула, вспугнув громким звуком невидимых обитателей леса. Они зашелестели, забегали, кто-то невидимый задел краем крыла мою макушку. Я, испуганно вскрикнув, сорвалась на бег. Богатое воображение немедленно нарисовало мне картину моей бессмысленной гибели в лапах ночных хищников. Я припустила ещё быстрее, налетела с разгону на что-то, что сначала легко подалось вперед, а потом, качнувшись, ударило меня, опрокидывая навзничь.
Больно стукнулась головой, приложившись о мёрзлую уже землю, и зажмурилась, прислушиваясь к себе. Лопаткам было больно и холодно, а попе отвратительно мокро. Кроме того, во время падения я подвернула ногу, которая сейчас неприятно ныла и мёрзла – кед я, видимо, потеряла во время своего сумасшедшего забега.
– Вот же я дура, – простонала, открывая глаза.
Вокруг по-прежнему было темно, но звуки леса уже не казались такими страшными. Я попыталась сесть, но снова стукнулась обо что-то головой. Что висело раскачиваясь, прямо надо мной. Не поднимаясь, протянула руку вверх. Пальцы коснулись чего-то твёрдого, рифлёного, чего-то удивительно лишнего в этом ночном лесу. Я несколько раз моргнула, пытаясь рассмотреть то, чего касались мои руки. А когда рассмотрела, закричала, отползла, не переворачиваясь, на пару метров. Затем встала на четвереньки, не сводя глаз с пары небольших кроссовок, белеющих в темноте леса. Подняла взгляд выше, отметила разноцветные носки, джинсы, порванные под правым коленом, до боли знакомый зелёный свитер и грустно поникшие светлые кудряшки.
– Не-е-ет! – закричала, срывая голос и не замечая того, что пальцы, прижатые к щекам, до крови царапают кожу…
– Нет, – повторила, осознав, что это всего лишь сон. Что это не ветер, а кровь гудит в ушах, и барабанная дробь сердца заглушает невыносимую головную боль.
Ну, здравствуйте, маленькие человечки с дрелями и молоточками. Давно не виделись. Я упала на подушку, повернулась на бок, скользнула бездумным взглядом по коврику у входной двери. И вскочила снова, осознав, что Лёшкиных кроссовок нет на месте, кровать её пустует, а на мне надета майка для сна. Та самая, растянутая, казённая, из моего кошмара.
Свои дальнейшие действия я могу оправдать только паникой. Паникой и временным помешательством. Потому что сначала я распахнула Лёшкин шкаф, проверяя, на месте ли её зелёный свитер. С которым она не расставалась с того момента, как мы прибыли в Корпус. Не обнаружив вещь на положенном ей по случаю ночного времени месте, я решила исключить второй параметр из уравнения. Стащив с себя до неприличия растянутую майку, я вооружилась ножницами и искромсала ни в чём не повинную пижаму в лоскуты.
Дыхание срывалось с моих губ, наполняя комнату странными звуками. Полагаю, больше всего это было похоже на то, что где-то здесь всхлипывает не самый лучший в мире бегун.