Егор вернулся в комнату, но не смог уснуть. Он включил Ленкин допотопный ноут, который гудел, как боинг, и начал искать новости о Тане Галушкиной. Ее он почему-то тоже ненавидел, но не мог ответить себе на вопрос почему. Просто ему мерещилось, что именно она, незнакомая мертвая девочка, тянет папу в могилу – наверное, потому, что ей тоже померещилось, будто он похож на ее убийцу.
Первые новости о Тане появились еще в марте. Волонтеры «ЛизаАлерт» собирали добровольцев на поиски девочки, которая вышла после уроков из школы, но домой так и не вернулась. Перечислены приметы: русые волосы, рост 140, серые глаза, нормальное телосложение. Была одета в желтую куртку и розовую шапку, на ногах – черные сапожки. Эту школу и эту девочку Егор не знал. И папа ее не знал. С чего вдруг кто-то решил обвинить его в убийстве ребенка? Кому это нужно? Почему именно его?
Следующая новость появилась пару недель назад: нашли тело Тани. Охотники наткнулись случайно. Сведения очень скупые, наверное, в интересах следствия нельзя было разглашать подробности. «Возможно, над ней надругались…» Что это могло значить? Что кто-то изнасиловал ее, убил и выбросил в лесу? Или что сначала убил, потом изнасиловал? Второе, конечно, лучше – так она, по крайней мере, ничего не чувствовала. Егор отложил ноут и подышал. Тело под одеялом ощущалось холодным и липким.
Если бы это все было просто книгой или там фильмом, Егора бы такие детали не смутили. Он в целом равнодушно относился к боди-хоррору – в кино это выглядело в основном скучно и противно, но поджилки от такого не тряслись. Хотя книгу Паланика, где у главного героя из жопы выходит кишка, он бросил. Мерзко. Но там речь не шла о реальных людях, у которых были имя и фамилия и которые пропали в его городе.
Он пытался представить себе Таню Галушкину и одновременно запрещал себе представлять ее. Она вышла из школы? А ранец у нее при себе был? У них в школе первоклассницы ходили с розовыми и зелеными рюкзаками, на которых картинки пони или кошек. Что было нарисовано у нее на рюкзаке? Куда преступник его девал? А что с ее телефоном? Он был у нее при себе? Когда Егор был в первом классе, ему купили дешевый кнопочный аппарат, чтобы быть на связи. Папа говорил, что он всегда должен быть включен. Да, и на уроках тоже, даже если учителя возмущаются.
Егор нашел еще короткие заметки о том, что ведется расследование смерти Тани, а потом – новость про папу. Ее написали тем же решительным сухим слогом, каким в учебниках излагают факты. «Москва была основана в 1147 году», «Все стороны квадрата равны», «Михаил К. может быть причастен к убийству семилетней Тани Галушкиной»… Никто ведь не заметит этого «причастен», никто не вникает, все читают просто: «Задержан убийца». Человек, убивший и изнасиловавший семилетнего ребенка. Даже если (когда, поправил себя Егор, когда) его оправдают, никто не обратит на это внимания, все запомнят лишь, что его вывели из подъезда в наручниках, и весь город будет думать, что он педофил. От такого никогда не отмыться.
В заметке говорилось о других детях, но при чем тут они, Егор совсем не понял.
Если он сейчас будет искать фотки Тани в социальных сетях, это будет совсем кринж? Хотя какие социальные сети, ей же всего семь. Он отложил ноут и до самого утра лежал неподвижно. Свет на кухне так и горел всю ночь. Несколько раз Егор порывался встать и проверить маму, но так и не решился. Он не знал, о чем с ней говорить.
Следующий день
День, который начался в ту минуту, когда Егор поднялся на свой этаж и увидел полицию в подъезде, все длился и длился, перетекал в ночь, потом в утро и никак не заканчивался. Глаза горели, в голове жужжали осы. Дорога до школы казалась немыслимо длинной. Перед звонком он думал, что, может, ну его, лучше пропустить сегодня. На фиг сейчас сдалась эта школа.
Но если пропустить, то надо возвращаться домой и там сидеть в отравленном сигаретным дымом кухонном воздухе, смотреть на мать, у которой в глазах лопнули сосуды, и стараться не открывать новостные порталы.
Возле класса он остановился. А кто-то знает? Кроме Эли, в смысле. Перед ГИА все ходили как штык, даже те, кто полгода где-то болтался, так что класс был полон. Слишком много людей, и помещение плохо проветривается. Пахло дезодорантом и туалетной водой, под которыми прятался плотный запах пота. Обычно Егор к нему быстро привыкал, но сейчас что-то никак, даже подташнивать начало. Сам себе он напоминал кота, который крадется мимо шумной толпы на полусогнутых, ожидая, что его шуганут или швырнут в него чем-то. Егор бы совсем не удивился, если бы все разговоры стихли и на него бы все уставились, как в тупых сериалах.
Но никто не прекратил разговаривать. Обсуждали экзамены. Обсуждали летние поездки. Сплетничали – не о нем, о каких-то типах из параллели. Дорожки их голосов объединялись и миксовались, расходились, меняли громкость и бит.