Впрочем, его выкрики доносились к нам только невнятным гулом, раздававшимся в трубе. Подойдя к бандиту, Евгений отколол с лацкана своего пиджака университетский значок и вонзил булавку значка в вызывающе торчавший из мусоропровода бандитский зад. Прогремел гулкий рык, труба зашаталась, все здание затряслось и раздалось оглушительное чпоканье, словно выдернули пробку из гигантской бутыли. Это бандит одним рывком освободился из своего плена и тут же издал такой вопль, от которого у всех заложило уши. "Гады, — побагровев от обиды и заливаясь слезами, бессвязно забормотал затем бандит, — гады, булавками колются…" Не найдя больше слов, он широко разинул щербатый рот и заревел на весь подъезд, словно гигантский младенец. Какая-то бабушка, вышедшая выносить мусор, сделала нам замечание за то, что мы не можем успокоить ребенка. "Сейчас успокоим", — скрипнув зубами, пообещал Евгений, и бандит тут же притих, со звериной чуткостью уловив угрозу в его голосе. Захваченного налетчика погнали в ванную, а Евгений погрузился в раздумье: он полагал, что бандитов было больше, и не мог понять, куда делись остальные. В этот момент облачко побелки плавно опустилось с потолка, заставив его чихнуть. Евгений посмотрел вверх и удивленно приоткрыл рот. Я проследил за его взглядом и тоже не поверил своим глазам: два бандита прилепились к потолку и застыли в таком необычном для человека положении, словно ящерицы-гекконы или огромные клопы. "Эй вы, слезайте оттуда", — обратился к ним Евгений, но они и не подумали слезть, притворяясь, будто ничего не слышат. Евгений ушел в квартиру и вскоре вернулся, но теперь вместо пулемета в руке у него был большой черный пистолет. "Последний раз вам говорю, уроды, слезайте оттуда, иначе стреляю", — пригрозил Евгений. Ответом послужило невыразимо тоскливое урчание в кишечниках у негодяев. Евгений на всякий случай отошел в сторону и вскинул пистолет. "Может, не надо?" — попытался я помешать смертоубийству, но наш редактор ободряюще улыбнулся мне и нажал на спуск. Вместо грохота выстрела пистолет неожиданно издал звук "ссык!" и выпустил струйку теплой воды в одного из громил. Затем Евгений точно так же обрызгал второго. Видимо, теплая вода нарушила сцепление бандитов с потолком, потому что через несколько минут терпеливого ожидания сначала один, а потом другой головорез с отвратительным чавканьем отклеились от потолка и рухнули на пол к нашим ногам. Некоторое время они, кряхтя, возились на полу, пытаясь симулировать тяжелые увечья. Однако Евгений холодно произнес: "Ну, я жду. Долго еще будем ваньку валять?" — и бандиты неохотно поднялись, заложили руки за спину и были также отконвоированы в ванную.
Когда наши подруги увидели, что военные действия близятся к победному концу, они очнулись от первоначального замешательства и принялись готовить бойцам обильный завтрак. Покуда они хлопотали на кухне, мы успокоили встревоженных соседей, воспользовавшись одним из бесчисленных удостоверений Евгения, а затем, рассевшись в гостиной вокруг стола, стали обмениваться впечатлениями о происшедшем. Шуток и смеха, как всегда, хватало, однако на душе у нас было неспокойно: нам было ясно, что дело уже не сводится к банальным рэкетирским разборкам и что на сей раз бандитов использовала втемную какая-то третья сила, по непонятным причинам решившая расправиться с безобидными поэтами. Что это за сила, можно было выяснить только из допроса пленных, но его мы решили отложить до окончания трапезы, неожиданно ощутив зверский голод. Однако все получилось вопреки нашим намерениям: когда из кухни потянулись аппетитнейшие запахи, бандиты в ванной принялись изнутри колотить в дверь. "Начальник, — заорали бандиты, — а мы когда харчеваться будем?! Ты если посадил, то кормить обязан! Хуй ли голодом моришь?! Чифан давай! Мы тоже люди!" Было очевидно, что, оказавшись взаперти, негодяи сразу почувствовали себя в своей стихии и немедленно вспомнили о правах заключенных, о которых в последнее время не устают талдычить "Эмнести интернэшнл" и прочие зловредные организации (недаром слово "amnesty" переводится с английского как "сознательное попустительство").