Десант в настоящее

Сегодня куриный суп с лапшой. На второе пельмени — перемолотое мясо заворачивается в тесто, варится и подаётся со сметаной или уксусом. Салат из свежих помидоров и огурцов. Хлеб чёрный, ржаной. Компот из сухофруктов, берёзовый сок. Всё свежее и очень вкусное. Русская кухня предполагает обеды из трёх блюд, и я понемногу начинаю отъедаться. Что-то я вообще не припомню такого обилия пищи. Завтрак, обед, ужин. Между обедом и ужином предусмотрен чай и бутерброды с икрой или копчёным мясом.

И так уже пятый день.

Я здоров. К этому тоже начинаю привыкать. Хотя поначалу это "здоровье" сильно беспокоило. Лицо теперь у меня чистое: ни сломанного носа, ни рубца над бровью. Я не буду по ним скучать. Зубы все свои, нет ни одной коронки или пломбы, ничего, что напоминало бы о цивилизации, практикующей сдобу, шоколад и зубных врачей. На теле — ни одного шрама. Волосы понемногу растут: бреюсь каждый день, и вот-вот начну пользоваться расчёской.

Женщина у меня тоже есть. Вернее, была. Я её прогнал.

"— Отто, — сказал на это Василий. — Я исследовал таблетки, на которых мы жили без малого месяц, и в их составе обнаружил любопытные соединения, тормозящие половую биохимию. Не паникуй, они совершенно безвредны. День-два, твой организм очистится от этой солдатской дряни, и будешь как огурчик.

— Огурчик? — тупо переспросил я.

— Или как морковка… не бери в голову. Девочка "что надо", и своё дело знает. На всех хватает, жалоб нет. Тебе понравится…"

Тогда я не ответил ему.

Но оценил его осторожность. Если бы он говорил со мной лично, я бы его немедленно убил. А так просто посмотрел на трубку у себя в руке и положил её в специальный кармашек на поясе.

На этой трубке нет ни одной кнопки или какого-нибудь переключателя. Только динамик, чтобы я его слышал. И микрофон, чтобы, значит, был в состоянии ответить. В любое время дня и ночи. И эту штуку выключить невозможно. Выбрасывать бесполезно. Пробовал. Он сразу переключается на громкую связь, и приходится общаться со стенами, в каждой есть микрофон и динамик, и телеобъектив, и… я и сам ещё толком не знаю, чем там эти стены фаршированы…

"— Василий, почему ты прячешься? — спросил я в первый день. — Как к тебе пройти? Я хочу разговаривать с человеком, а не с куском пластмассы.

— Тебе придётся к этому привыкнуть. У меня большие планы. Риск общения должен быть минимальным. Теория стопроцентных решений, не забыл?.."

Мы постоянно беседуем. Я пытаюсь вывести его из себя, заставить вспомнить, что он такой же человек, как и я, как и все эти люди вокруг. Иногда мне кажется, что я вот-вот достигну цели, иногда — что всё дальше удаляюсь от неё. Наши диалоги непрерывно прокручиваются у меня в голове. От случая к случаю память выплёскивает ключевые фрагменты этих бесед. Я знаю, что мне нужно принять какое-то решение. Но данных пока недостаточно. Да и сама задача толком не сформулирована.

Я не знаю, что ему от меня нужно.

Впервые пройдя коридорами базы, я испытал шок.

Народу много. Но всего пять человек. Не считая меня, разумеется. Одно лицо мне совершенно незнакомо. Двух других я припомнил — это лица тех парней, что лежали в холодильнике. Только теперь их не отличишь от живых. И каждого — семь голов. Вам придётся набраться терпения, потому что это трудно выразить словами. Русский язык не предусматривает таких оборотов, как множественное число одного лица. Не думаю, что бы какой-то из человеческих языков такое предусматривал. Потому что такого ещё не бывало. Никогда.

А теперь есть!

Одного парня зовут Пётр Никодимыч. Широкий такой, чуть пониже Василия, мрачный детина. Чем он там, у них в экспедиции занимался и какую роль играет здесь, на базе, — мне неизвестно, но с первого дня ощущаю его недоброжелательство. Так вот, их семь, этих самых Петров Никодимычей. Семь! В одинаковой одежде (нет, это не фиолетовые с зелёными пятнами костюмы "Новых услуг"), с одинаково неопрятной бородой и рыжими нечёсаными патлами на голове. У них одинаковый голос, походка, жесты. Близнецы, одним словом. И Слав тут семь, и просто Петрух тоже семь. Молоденький совсем парень, с чёлочкой, вечно лезущей в глаза, улыбчивый и молчаливый.

Молчать здесь любят.

Да, чуть не забыл: Пельтцев здесь тоже семь. Я — восьмой.

Чтобы не путаться, у каждого на комбинезоне номер.

Какие-то тревожные ассоциации вызывает у меня этот номер. На груди и рукаве маленький, синий в жёлтом кружочке. А сзади — огромный, во всю спину.

У меня нет номера.

И хожу я в своём, фиолетовом. Даже вещмешок из штанин покойника, и тот при мне. Со всей начинкой. Но уже не воняет. Здесь у каждого на поясе нож…

"— Василий, почему они вооружены?

— Ну, как же, Oтто, оружие — это символ свободы для мужчины. У вооружённого человека больше шансов постоять за себя. Кроме того, должен быть какой-то выход природной агрессивности.

— Это что же, у тебя тут поножовщина процветает, что ли?

— Дуэли приветствуются и поощряются законами нашей колонии, поэтому все так внимательны и вежливы друг к другу.

— Ах да, у вас же нет проблем с ремонтом зарезанных.

— Вот именно.