Десант на Эльтиген

Трофимов доложил, что у майора оторваны обе ноги. Он в очень тяжелом состоянии. — Все же проведите нас к нему. Мы спустились в подвал, где размещались все тяжело раненные. Их было до восьмидесяти человек. Клинковский лежал сразу же у входа. Его трудно было узнать: глаза впали, нос заострился, губы посинели. Увидел нас, глаза налились слезами; Тихо, почти шепотом сказал: «Умираю, прощайте».

Трофимов держал Клинковского за руку, проверяя пульс, сказал: «Потерял сознание».

Мы прошли на середину подвала. Раненые спрашивали, отбили ли атаки, удержали ли позиции, будет ли пополнение. Отвечали, а у самих сердце кровью обливалось.

После медсанбата мы направились в 37-й полк. Жизнь шла своим чередом и предъявляла требования к тем, кто продолжал жить. Нужно было проверить, где теперь проходит передний край, насколько немцы потеснили нас в центре, как готовятся позиции на новом рубеже.

Пробираясь по разрушенному ходу сообщения, поднялись на склоны косогора западнее Эльтигена и остановились там, где проходила третья траншея обороны полка. Ночную тишину нарушали шум прибрежных волн и далекие орудийные выстрелы. Над морем мерцали всполохи.

— Это, должно быть, наши катера пытаются пробиться к нам, — сказал Копылов.

— Хорошо бы получить сегодня ночью побольше боеприпасов и особенно ручных гранат. Они нам вот как будут нужны, — ответил я. — Кроме того, побольше бы отправить раненых.

— Что-то севернее Керчи все затихло, — говорил Копылов.

— Да, сегодня с утра там была сильная канонада. Душа радовалась, были надежды на успех, но оказались — безрезультатно. Наши войска понесли потери и ни на шаг не продвинулись.

— Неужели?

— Не хотел говорить об этом, — ответил я, — но вам скажу. В девятнадцать часов я запрашивал штаб армии, и мне ответили: успеха нет.

Мы стояли, глядя на море. Там, в темноте, за проливом, лежал берег Тамани.

— Сегодняшний бой показал, Михаил Васильевич, что своими силами нам плацдарм не удержать.

— Каков же выход? — спросил Копылов.

— Выход один — будем прорываться на Керчь. Об этом я подробно доложу. Думаю, что вы, Михаил Васильевич, меня поддержите. Другого выхода не вижу.

План выхода с боем на Керчь у меня созревал постепенно. Первая наметка его возникла, когда мы с Беляковым и Ковешниковым осматривали Чурбашские болота. Тогда мелькнула мысль, не удастся ли, если дойдет до крайности, воспользоваться рутиной в мышлении противника. Правый фланг десанта упирался в труднопроходимый участок местности между Чурбашским озером и побережьем Керченского пролива. Теоретически здесь невозможны были действия крупных сил, особенно в период осенних дождей. Тщательная разведка в течение двух недель показала, что гитлеровские командиры положились на труднопроходимость этого района и слабо его обороняли. Оплошность, открывавшая нам ворота на север! Удастся прорваться через болота — пойдем на Митридат. Если захватим Митридатские высоты, положение под Керчью существенно изменится в пользу нашей армии.

Правый фланг у Блбуляна отодвинулся к поселку метров на сто. Здесь в нашей обороне образовалась небольшая вмятина, как раз в направлении КП дивизии.

— Смотри, Михаил Васильевич, как фрицам хотелось захватить наш КП!

Проходя по траншее, мы наблюдали, с каким усердием солдаты укрепляли свои новые позиции. Ночь на плацдарме всегда была заполнена упорным трудом. Ночь наша спасительница. Вот еще один штрих к характеристике противника: за все 36 суток боев на «Огненной земле» немцы совершенно не атаковали нас ночью. Это давало нам возможность восстановить разрушенные днем окопы и траншеи, пополнить боеприпасы, покормить людей и хоть немного отдохнуть.

Густая темнота плотно окутала Эльтиген. Над ним застыли мрачные тучи. Однако в восточной части небосвода появились просветы — первый признак улучшения погоды. Значит, прилетят девушки и сбросят боеприпасы. И, может быть, подойдут катера.

У площадки ручного пулемета слышна ругань.

— В чем дело?

Солдат хотел огрызнуться, но, увидев, кто перед ним, браво вытянулся и доложил:

— Расчет пулемета оборудует позицию. Докладывает первый номер рядовой Карпенко.

— Из-за чего шум?

— Как тут не будешь ругаться, товарищ комдив! Нам нужен хороший сектор обстрела, вот в этом направлении, — он показал рукой, — а там лежит фриц убитый. Здоровенный! Я его тягал, тягал, так и не мог оттянуть. Из-за него создается мертвое пространство, немцы могут завтра подползти и оттуда забросать нас гранатами.

— А вы за этим фрицем поставьте противопехотную мину.

— Во це будэ гарно. А мы не додумались, — ответил Карпенко.

— А как вы думаете, товарищи, если завтра противник опять предпримет такие атаки, как сегодня, сумеете отбить?

— Отобьем, — ответили оба солдата. — Мы сегодня их много уложили. Наша такая тактика: допускаем поближе, метров на восемьдесят, и потом бьем наверняка. Расстояние мы точно знаем вот в этих трех секторах для нашего пулемета. Давай только побольше патронов. А то стреляешь и каждый выстрел считаешь. У нас сейчас всего сто патронов осталось. Не знаем, дадут еще или нет.