Новороссийская дивизия дралась сорок дней и ночей без минометов, противотанковой и зенитной артиллерии, без танков, без достаточного инженерного оборудования. Не хватало боеприпасов, Как говорил Иванян, «на три танка имеем три снаряда, будем действовать наверняка». 4 декабря десантники вступили в бой, истощенные месяцем блокады, и враг ничего не смог сделать, хотя подавлял нас числом и техникой. Он не ликвидировал плацдарм.
Вот это действительно храбрость и геройство советского солдата! «Не будет преувеличением, если скажу, что большое духовное удовольствие я и ныне получаю от воспоминаний об эльтигенских боях. Какое богатство характеров, какое достоинство солдат великой Советской страны» — так пишет мне Рачия Левонович Григорян из Еревана, где он теперь работает старшим научным сотрудником в республиканском архиве. В Новороссийской дивизии гордились этим офицером-коммунистом, самообладание и инициатива которого не раз выручали десант.
…Через час Григорян прислал связного с сообщением, что попытка противника пробиться в стык между полками ликвидирована. Записку принес Вьюнов, солдат, которого недавно мы на ротном партсобрании принимали в партию. Сначала я его не узнал, настолько грязь и пыль покрывали его лицо. Доложив, что было приказано, солдат отступил в сторонку. Чувствовалось, что он не все сказал, что хотел.
— Дали здорово фрицам по зубам, товарищ Вьюнов?
— В пору подоспели, товарищ комдив, — ответил он и, видимо, решив, что можно сказать, продолжал: — Разрешите доложить?..
— Слушаю!
— Началось, товарищ комдив!
— Что началось?
— Армия пробивается. Сам слышал…
— Ну? Выйдем послушаем!
Бой, гремевший вокруг Эльтигена, сначала мешал что-либо различить. Но вот ухо уловило иные, посторонние звуки. Открыв рот, чтобы легче переносить толчки воздушных волн, я вслушивался в гул, доносившийся с севера. Вьюнов стоял рядом, тоже жадно дыша открытым ртом. На лице его было глубокое удовлетворение.
Несомненно, мы слышали довольно сильную артподготовку на северном плацдарме. Я сказал Выонову, что будем надеяться на соседа, но прежде всего на собственные силы. В Керчи у противника мощная оборона, сразу ее, возможно, и не прорвать. Он взглянул серьезно и понимающе, а на вопрос, о чем думают солдаты, ответил:
— В роте большинство мечтает скорее соединиться с нашей армией, товарищ комдив.
Да, об этом думают все на плацдарме. Была бы у нас артиллерия, танки ударили бы мы немцам с тыла, еще раз показали бы, на что способны новороссийцы…
Отведя угрозу рассечения плацдарма, мы вздохнули немного свободнее. Но у Нестерова все еще было крайне тяжело: к 16.00 полк отбивал двенадцатую атаку.
Перед высоткой батальона Клинковского горело уже пять танков. «Фердинанд», подбитый бронебойщиками, навис над первой траншеей. Она вся была изуродована, смята попаданиями снарядов и мин. Челов приказал комбату отвести людей во вторую траншею, опоясавшую высоту по склону, и доложил на КП дивизии, что здесь батальон безусловно продержится до наступления темноты.
От школы осталась груда дымящегося кирпича. Этот опорный пункт с его фланговым огнем в помощь центру житья не давал врагу. На нем немцы сосредоточили огонь артиллерии и минометов, направили на него несколько орудий прямой наводки. Но в роте Колбасова были отлично оборудованы подвал, траншеи и блиндажи. И каждый раз после огневого шквала из земли поднимались десантники и в упор расстреливали атакующую пехоту. Противник откатывался. Снова долбил школу огнем. На правом фланге в первой траншее к концу дня оставалось всего пять человек: сам Колбасов, Кучмезов, старшина Шурупов и двое солдат-телефонистов — Кучеренко и Голдобин. На них двигались танк и до роты пехоты. Танк нечем было остановить. Он перевалил траншею и, стреляя, двинулся к школе. Там, за второй траншеей, его перехватили бронебойщики, посланные Человым на помощь.
Колбасов и Кучмезов стали стрелять по румынской пехоте. Патроны были на исходе. Ночью на партсобрании было принято решение: «Коммунистам беречь боеприпасы, поражать цели только наверняка».
Кучмезов стрелял из двух автоматов и винтовки по очереди. Рядом сидел Кучеренко, перезаряжая оружие и устраняя задержки. Пятеро героев заставили вражескую роту отступить. Огневой налет завалил траншею землей. Колбасов тяжело ранен, но пистолет держит наготове.
Он говорит: «Абдула, ты скажи людям — били… и будем бить…»
Четверо в крови и пыли еще раз поднялись навстречу врагу…
Челов, увидев, что рота, оборонявшая школу, истекает кровью, собрал небольшой отряд и лично повел его на выручку. С гранатами в руках они бежали по второй траншее. Подполковник услышал впереди частые разрывы гранат. Длинная очередь из немецкого пулемета. Очевидно, все было кончено.
И вдруг в ходе сообщения, соединявшем первую и вторую траншеи, показался Кучмезов. Хватаясь рукой за стенку, замполит тащил потерявшего сознание командира роты. Челов с бойцами подбежал к нему и принял с рук на руки тело Колбасова.