Начальник штаба докладывал, что батальон второго эшелона 39-го полка сосредоточивается на левом фланге. Я попросил поторопить. Немцы начали подбрасывать резервы, усиливая нажим в направлении КП. Блбулян докладывал:
— Противник овладел второй траншеей.
— Для контратаки вы готовы? — кричал в телефон Бушин.
— Нет еще.
— Что вы крутитесь, черт вас подери!.. Ивакин докладывал:
— На левом фланге полка противник ворвался в первую траншею. Потеснил батальон подполковника Расторгуева. Идет бой за опорный пункт на высотке. Наблюдаю у Клинковского рукопашный бой. Прошу огня. Прошу усилить огонь по левому флангу. Особенно по берегу.
Новиков передавал спокойным голосом координаты в Тамань. Человека, прошедшего три войны, не так просто вывести из равновесия, особенно артиллериста, с математическим складом ума. Я наблюдал из окопа за тем, как нарастает схватка, и вдруг увидел, что немецкие самолеты на бреющем полете нацеливаются на КП.
— В капонир! — крикнул я людям, находившимся со мной.
Только успели заскочить в укрытие, раздался оглушительный взрыв там, где мы раньше стояли.
Наблюдатели-артиллеристы быстро приспособили стереотрубы прямо из капонира. У одной из них встал начальник штаба артиллерии дивизии майор Ильин. Чуть приподнявшись на носках, он прильнул к окулярам.
— Пехота противника, — послышался его голос, — в трехстах метрах от нашего КП.
— Вызывайте тридцать девятый, — сказал я связисту.
— Связь не работает, товарищ полковник! — выкрикнул он, оторвавшись от телефона.
— Вызывайте по рации! Радист начал выпевать:
— «Муравей»… «Муравей»… К аппарату Ковешникова. «Муравей»…
— Ковешников слушает.
— Вы готовы, майор?
— Да, — ответил Ковешников. — Я сам веду в атаку.
— Почему?
— Комбат Трегубенко только что ранен…
— Желаю вам успеха, майор! Но не спешите! Удар должен быть одновременный с Блбуляном.
Тут же я приказал начальнику штаба, чтобы он нацелил авиацию на квадрат 15–20.
Не отрываясь от окуляров, Ильин докладывал:
— Пехота противника вновь поднялась в атаку.
— Накройте огнем, — сказал я Новикову.
— Противник подбрасывает резервы из района коммуны, — сообщал Ивакин.
— Нацеливайте, Бушин, туда авиацию. Только точнее. Точнее и спокойнее. Пусть задержат эти резервы.
Огонь нашей артиллерии угодил прямо по атакующей пехоте, и тогда была дана команда: «В контратаку!»
Батальон 39-го полка поднялся первым. Его вел Ковешников. Конечно, я не мог видеть майора в стереотрубу, но на какое-то мгновение совершенно ясно представил его грозно улыбающееся лицо, энергичные серые глаза, решительные движения. Таким я видел его, когда он вел свой полк на Анапу.
Поэтому-то сейчас я мог легко представить, как он ведет батальон в контратаку, идя впереди солдат легким полушагом-полубегом. Люди за ним шли с охотой и рвением, подчиняясь обаянию его беззаветной храбрости и его чувству ненависти к врагу. В Тамани, в скупую минуту откровенности, Ковешников сказал: «Я, товарищ комдив, одни сутки провел у них в Красноградском лагере. С меня хватит на всю жизнь».
По существу, еще юноша, он уже много испытал. Жизнь сразу предъявила ему огромные требования, начиная со Станиславского направления сорок первого года, а потом — эти сутки в Красноградском лагере… Ковешников вспоминал о них со злыми глазами. С такими глазами он шел впереди солдат, весь напружинясь оттого, что фашисты были близко…
В стереотрубу было видно, как, прижимаясь к разрывам снарядов нашей артиллерии, батальон сближался с противником.
В это же время я наблюдал: один за другим загорались танки, вторично нацеленные на наш КП. С ними вел борьбу какой-то один наш боец. Я приказал Блбуляну узнать фамилию этого солдата и немедленно представить его к награде.
Немцы залегли. Они открыли сильный автоматный и пулеметный огонь. И тогда дружно во фланг ударил с противоположной стороны батальон во главе с замполитом 37-го полка Афанасьевым. Противник дрогнул и стал отходить.
Положение в центре плацдарма было восстановлено. Нас спасло то обстоятельство, что гитлеровские офицеры не успели подбросить свои резервы на левый фланг полка Ивакина и одновременно предпринять атаку. Мы их упредили! Мы раньше перешли в контратаку на центральном участке. Это нас спасло. Тогда я не знал, кто спас наш командный пункт. Позже мне рассказал об этом майор Афанасьев.
Четыре танка, миновав окопы полка, двинулись в направлении КП дивизии. Между ними и штабом не было никого. Учебная рота еще не подошла. Никого не было, кроме сержанта Хасанова с бронебойкой. Хасанов был обучен стрельбе из трофейных пушек, поставленных для прикрытия дивизионного штаба метрах в ста от нашего капонира. «Юнкерсы» побили пушки, и у него осталось только ПТР. Сержант сказал своим друзьям: «Костьми лягу, но не допущу танки к КП дивизии. Я буду один с ними драться. Вы обеспечивайте меня».