— Я бы предпочел, — раздраженно проговорил Эдмунд, вешая фрак на спинку стула, — чтобы вы перестали говорить о моих вкусах так, будто знаете их лучше меня самого.
— Берегись, Чепстоу, — с усмешкой предупредил Хэйвлок, — он снова сжимает кулаки.
Чепстоу поднял руки вверх и стал медленно отходить от Эдмунда с выражением притворного ужаса на лице.
— Вам нечего меня опасаться, — гневно произнес Эдмунд, разжимая кулаки, которые, похоже, зажили сегодня собственной жизнью. — Поскольку в настоящий момент вы не нюхаете табак и не черните имя женщины, на которой я, по мнению Истмана, собираюсь жениться.
— Что?
— Табак?
Эдмунд обрадовался, что этим загадочным высказыванием ему удалось привлечь внимание друзей.
— Истман ошибся, — сообщил он им.
Хотя… если он не женится на Джорджи, что с ней станется? Ей придется выйти замуж за кого-то еще. А Эдмунд только что понял, как ненавистна ему мысль о другом ее мужчине. Ему ненавистна даже мысль о вступлении Джорджи в фиктивный брак, поскольку никакой мужчина, кроме него самого, не будет знать, как сделать ее счастливой. И даже пытаться не захочет.
А Эдмунд хочет ее.
Возможно, ему все же следует самому на ней жениться.
— В свое время, — задумчиво произнес он.
— Он все же решил жениться на мисс Уикфорд, — пояснил Хэйвлок. — Очевидно, отправив Истмана в нокдаун, он сообразил-таки, что влюблен в нее.
Влюблен? Вовсе он в нее не влюблен!
— О! — воскликнул Чепстоу, ухмыляясь. — Теперь понимаю, почему ты трех слов связать не можешь, чтобы они звучали осмысленно.
— В самом деле?
— Да. Влюбленность отрицательно сказывается на умственных способностях мужчины. И, кроме того, вызывает желание отколошматить любого, кто нелестно отзовется о его любимой женщине, после чего разорвать обидчика на мелкие кусочки и засунуть их в мясорубку.
— Вот, значит, как?
— Именно так, — подтвердил Хэйвлок.
— Но… я ее не люблю…
— Нет, любишь, — стоял на своем Хэйвлок. — Боже мой! Для человека с мозгами тебе требуется ужасно много времени, чтобы осознать то, что все вокруг давно уже поняли. Ты ведешь себя нетипично с тех самых пор, как она приехала в сто лицу: раздражаешься без причины, посещаешь балы и другие светские мероприятия, только чтобы взглянуть на нее…
— Кидаешься через комнату спасать ее от любого поклонника, которому не посчастливилось оказаться рядом, — подхватил Чепстоу.
— А теперь еще и с Истманом подрался — с Истманом! — только потому, что тот, как всегда, всем досаждает.
— Все это признаки влюбленного человека, — глубокомысленно подытожил Чепстоу. — То же и я испытывал к Ханисакл, когда она попала в беду. Понимал, что обязан ее спасти. Позаботиться о ней. Разорвать на крошечные кусочки всякого, кто причинил ей боль. Ну и все в том же роде.
Это вовсе не любовь. Любовь — это… — В действительности, Эдмунд не знал, что это такое, но точно не то, что происходит между ним и Джорджи. Он ведь неплохо знает поэзию, но ни разу не встречал стихотворения, где говорилось бы о превращении соперников в фарш.
— Если хочешь знать мое мнение, — снова заговорил Хэйвлок, — посватайся уже к ней — и дело с концом.
— Я не спрашивал твоего мнения, — с досадой проговорил Эдмунд. — Кроме того, она… — «…не хочет нормального брака», — мысленно добавил он. Какой глупец сделает предложение женщине на таких условиях?
— Она — что? Не собираешься же ты сказать, что боишься получить от нее отказ? Ты ведь граф, как-никак.
Эдмунд стиснул зубы. Расскажи людям что-то сокровенное — и они решат, что им разрешено безнаказанно совать нос во все. Но о страхах Джорджи он не готов поведать никому.
— Если бы все было так просто, — проговорил он, видя, что друзья уже несколько минут смотрят на него выжидающе. — Я… — Он решил, что следует привести правдоподобную причину не жениться на Джорджи, но так, чтобы ни в чем ее не обвинить. — Я обидел ее. — Отвергнув ее предложение в таких резких выражениях, что довел до слез. — Поэтому, если теперь я к ней посватаюсь, она либо решит, что я издеваюсь, либо… откажет мне.
— О! — подхватил Чепстоу. — И Ханисакл поступила примерно так же, когда я сделал ей предложение. Отвергла его, — добавил он, рассеянно поглаживая себя по груди, будто пытаясь стереть с жилета невидимое пятно.
— Но в конце концов ты все же добился желаемого, — возразил Эдмунд, чувствуя, что в нем пробуждается любопытство к другому мужчине, сумевшему убедить женщину принять предложение, которое она поначалу отвергла — причем, судя по всему, довольно жестоко.
— Ну да, разумеется, — подтвердил Чепстоу, будто говоря с полным идиотом.
— И как же тебе это удалось?
— А, — воскликнул тот и покраснел. — Вообще-то, я ее поцеловал.
— И это сработало, не так ли?
— Поначалу нет, — признался Чепстоу с виноватым видом. — Так что пришлось мне продолжать до тех пор, пока она не уразумела, что к чему.
— Но это же…
— Чрезвычайно неприлично, — вызывающе отозвался Чепстоу. — Сам знаю, но ведь сработало же?