Дерзкое предложение дебютантки

Переминаясь с ноги на ногу, Эдмунд ожидал очереди войти на благотворительный бал леди Чепстоу. Одновременно он пытался убедить себя, что действует из благих соображений, хотя в действительности ему не было ровным счетом никакого дела до малоимущих гувернанток, или на чьи там нужды сегодня собирают деньги. Ему просто хотелось снова увидеть Джорджи. После разговора в Музее Баллока о том, что он чувствовал, когда мать отправила его в ссылку, он корил себя, что так и не спросил, почему так и не состоялась их переписка.

Он практически обвинил Джорджиану в трусости и нежелании взрослеть, хотя сам не решился поговорить начистоту. Потому что не был уверен в результате. Ведь она могла разозлиться, или почувствовать себя уязвленной, или испытать такие же глубокие чувства, что обуревали его самого. Возможно, даже ударилась бы в слезы прямо в музее.

Поэтому он, не придумав ничего лучше, перевел разговор на ее потенциальных поклонников. И это когда вокруг нее и без того крутится слишком много мужчин, пускающих слюни от одного ее вида!

Эдмунд вложил свой билет в руку леди Питерс, горгоны, сторожащей вход в Дюран-Хаус, и поспешил пройти дальше, не слушая ее тирад о землях, которые будут приобретены на собранные за счет сегодняшнего мероприятия деньги.

Ему нужно увидеть Джорджиану, чтобы…

Он и сам не вполне уверен зачем. Испытывая отвращение к самому себе, он взбежал по лестнице, ведущей в бальный зал. Похоже, что с тех пор, как Джорджиана сделала ему вопиющее предложение, он пересмотрел все свои жизненные принципы. Он мог бы приехать в Лондон с намерением доказать, что он лучше, чем она о нем думает, и помочь ей заключить брак, о котором она просила, а что сделал вместо этого? Намеренно разрушил представившийся ей прекрасный шанс, предупредив ее мачеху о склонностях лорда Фреклтона, вот что.

Он вошел в бальный зал в тот самый момент, как оркестр доиграл мелодию, и стал искать Джорджиану глазами среди возвращающихся на свои места пар.

И увидел. С Истманом. С Истманом! Разве он недостаточно ясно предупредил ее насчет этого распутника? Очевидно, нет, поскольку в этот самый момент Истман склоняется над рукой Джорджианы. А мачеха одобряюще улыбается подлецу, в то время как улыбка самой Джорджианы вежливая, но вымученная и явно дается ей с большим трудом.

Потом Истман удалился в направлении комнаты для карточных игр, а Джорджиана так и осталась сидеть с крепко сжатыми губами и напряженными плечами.

Эдмунд подошел к ней.

— Что он тебе сказал?

Джорджиана заморгала, будто не понимая, о ком речь.

— Тебе отлично известно, о ком я говорю. Об Истмане, — уточнил Эдмунд.

— Ничего, что я хотела бы повторить, — призналась она, опуская голову и принимаясь рассеянно теребить свой веер.

— Я думал, мы договорились, чтобы ты держалась от него подальше, — напомнил Эдмунд.

— Ты не понимаешь…

— Так объясни мне.

— Он пригласил меня на танец. Если бы я отказала ему…

Дальше можно было не продолжать. Прилюдно отказав одному партнеру, она не смогла бы танцевать ни с кем другим. Эдмунд бросил презрительный взгляд на ее мачеху, чья задача как раз и заключалась в том, чтобы оберегать своих подопечных от неподходящих или нежелательных мужчин.

— И он воспользовался случаем?

— Только чтобы сказать… кое-что. Он ничего не сделал…

Конечно, не сделал. Уж точно не во время танца. Однако нетрудно догадаться, что он ей наговорил.

— Я с ним разберусь, — прорычал Эдмунд. Свою жертву он настиг на пороге карточной комнаты.

— На два слова, — проговорил он, входя вслед за Истманом.

— Меня? — Истман бросил на Эдмунда взгляд через плечо. — Представления не имею, что вам от меня понадобилось, — обронил он с презрением.

Эдмунд проигнорировал намеренное оскорбление, поскольку испытывал равное пренебрежение к людям вроде Истмана, попусту растрачивающим жизнь на банальные, а зачастую и аморальные приключения. Эдмунд шагнул к нему и заговорил, понизив голос, хотя из-за доносящегося из бального зала шума едва ли кто-то мог услышать даже беседу обычным голосом.

— Это касается мисс Уикфорд.

— Вот как? — Облик Истмана едва заметно изменился; теперь он напоминал Эдмунду гончую, учуявшую в воздухе слабо уловимый, но соблазнительный запах. — Я и не догадывался, что вы сами интересуетесь этой крошкой.

Использование неуважительного слова в адрес Джорджианы красноречивее чего бы то ни было поведало Эдмунду о грязных намерениях Истмана.

— Зато теперь вы об этом осведомлены, — процедил Эдмунд сквозь зубы.

— Я бы скорее предположил, — добавил Истман, поворачиваясь к собеседнику, — что вам больше по вкусу ее сводная сестренка.

Эдмунд сдержал готовое сорваться с губ резкое замечание. Сам виноват, что все решили, будто он предпочитает миниатюрных блондинок!

— Я знаю мисс Уикфорд с детства, — сообщил он, решив сразу изложить суть дела.

— Вот как? Значит, она родом из Бартлшэма? Мне это было неизвестно.

— Да. Ее отец был местным егермейстером.

— Это многое объясняет, — проговорил Истман, прислоняясь спиной к деревянной стенной обшивке и складывая руки на груди.

— Что объясняет? — не сдержавшись, спросил Эдмунд.