Дерзкий

А это чистый честный парень… Зачем ему такая, как я? Зачем?

Он молчит, вообще никак не реагирует на мои слова. Просто держит у стены, не отпускает.

И на меня очередное гребанное дежавю наваливается. Ощущение безопасности в его лапах.

Это словно в клетку к тигру зашла и спряталась за его массивной тушей. И знаешь, что теперь для того, чтоб достать тебя, врагам придется обойти его. А это непросто. Очень непросто.

— Зачем я тебе? — спрашиваю тихо и бессильно. Держусь руками за его предплечье, прижимающее меня к стене.

Он молчит, смотрит, думает над моим вопросом. Дурачок… Неужели никогда не задавал его себе?

— Не знаю, — наконец, признается он, и кажется, делает это искренне, — не понимаю. Но надо. Очень.

— Не надо… — пытаюсь убедить его, пока не поздно. Но получается, судя по всему, совершенно неубедительно, потому что его взгляд вдруг опять наливается жесткостью, Хищник неожиданно убирает предплечье от моего горла, перехватывает под задницу обеими руками, подбрасывает выше.

Так, чтоб наши губы были на одном уровне.

И говорит решительно:

— Надо.

Целую я его уже сама.

Душевые = секс

Это неправильно. Неправильно. Неправильно, Маша!

Но почему все, что неправильно, так хорошо?

Например, поцелуй в неправильном месте с неправильным парнем буквально сбивает с ног. Сшибает, похлеще пропущенного коварного приема на спарринге!

Хорошо, что он меня держит. Потому что иначе точно бы упала. Позорно растянулась у его ног, как… Как… Как не знаю, кто!

Хищник рычит, натурально рычит по-звериному, в очередной раз убеждая меня в правильности первого впечатления.

Я опять в клетке его. В мощных лапах.

И в этот раз взгляд его желтых глаз не лениво-благожелательный, а опасно-хищный, плотоядный.

И движение такие же. Резкие, жесткие, точные.

Мы еще целуемся, еще сталкиваемся беспорядочно губами, зубами, языками, словно пожирая друг друга, а на мне уже нет футболки! Куда делась? Не знаю, не понимаю!

Ощущаю только его руки на голой коже — и это больно, словно он когтями проводит, метит!

Мы еще, кажется, и глотка воздуха не сделали, голова кружится, летит, мир вокруг в цветном калейдоскопе звенит, а его пальцы уже за резинкой моих спортивок, нажимают на клитор — о, мой бог!!!

Я взвиваюсь в воздух, словно воздушный шарик! Все внутри пылает, невозможно понять, где мои руки, где его губы, кто кого раздевает, кто кого трогает!

Спортивок на мне уже нет, мужские плотные боксеры со специальной подкладкой спереди болтаются на правой щиколотке, а я все никак не могу оторваться от его губ. Они невероятные, немного обветренные, такие властные, такие нежные… Я с ума схожу.

А он помогает.

Не дает мне вернуться на землю, подбрасывает, как все тот же воздушный шарик, невесомо, легко, шепчет что-то невразумительное:

— Маша-Маша-Маша-а-а-а… Пиздец, Маша, не могу больше, не могу, хочу-хочу-хочу-у-у…

«И я! — хочется мне крикнуть, — и я хочу-хочу-хочу — не могу-у-у…»

Но не получается у меня кричать, никак не получается, он не дает, постоянно находит моим губам другое применение. То целует, то шепчет в них прямо, то подставляет офигительно пахнущую кожу шеи, в которую я с огромным удовольствием впиваюсь зубами. И умираю от кайфа.

— Можно, да? Маша, да? — хрипит он, скорее всего, больше для своего успокоения, потому что мое согласие явно не требуется. Да что там! Он его уже давно получил, хищный сладкий гад!

Он даже не раздевается, только футболку я с него успеваю стянуть и всласть полапать упругие сухие мышцы груди и рук.

Оттягивает резинку своих спортивок и одним длинным движением входит!

Глядя в глаза. Пристально. Желтым хищным взглядом.

А я застываю, умирая каждую секунду нашего соединения.

Он большой такой, жесткий, грубый даже. Мне больно от растяжения, от того, насколько сильно вцепились его пальцы в мои бедра. А еще от того, насколько я раскрыта сейчас для него. Насколько беззащитна.

Никогда я не была беззащитной до такой степени.

Даже во время первого секса я сама все контролировала, а Игорь подчинялся. Сильно хотел меня, был согласен на все.

А я пыталась понять, что в этом такого. От чего все сходят с ума?

В первый раз пыталась понять, во второй, в третий…

Потом не пыталась. Потому что не поняла.

Приятно, да, может, даже и расслабляет… Но, на мой взгляд, результат не стоил затраченных усилий.

А вот сейчас я понимаю, насколько была неправа.

Потому что здесь… Здесь не важно, что. Важно — с кем.

И разговор не про результат. А про другое. Совсем про другое.

Мне больно, Вадим большой, а у меня давно никого не было. Но эта боль вообще ничего не значит сейчас. Потому что полностью перекрывается орущими нервными рецепторами, которые, похоже, в нереальном кайфе уже бьются. А ведь Хищник даже еще и не двигался. Что же будет потом?

Все мое тело горит, изнывает, в голове — полный сумбур, и, клянусь, ворвись сейчас сюда бригада чистильщиков генерала, я бы их зубами загрызла! За то, что помешали. Остановили его.