Стражник был капитаном. Мокриц никак не мог его раскусить. Его лицо выдавало только то, что капитан хотел выдать. Было ощущение, что ему уже известны все ответы, а вопросы он задает просто для проформы.
– Может, это был голубь-переросток? От них здесь отбоя не было, – сказал Мокриц.
– Не думаю, господин. Мы считаем, это был банши, – спокойно отвечал капитан. – Они – большая редкость.
– Я думал, они просто кричат с крыш тем, кто скоро умрет, – сказал Мокриц.
– Цивилизованные банши так и поступают. Дикари обходятся без посредников. Твой сотрудник сказал, что он кого-то ударил.
– Да, Стэнли упоминал, что здесь что-то летало, – ответил Мокриц. – Но я думал, это просто…
– …голубь-переросток. Понимаю. И ты понятия не имеешь, что стало причиной пожара? Мне известно, что лампы у вас противопожарные.
– Боюсь, спонтанное самовозгорание в толще писем, – сказал Мокриц, который успел продумать этот ответ.
– Никто не вел себя необычно?
– Это Почтамт, капитан, тут не разберешь, поверь мне на слово.
– Никому не угрожали? Может, вы перешли кому-то дорогу?
– Нет.
Капитан вздохнул и убрал блокнот.
– И все же я поставлю двух человек на ночь охранять здание, – сказал он. – Ты молодец, что спас кота. Тебя такими овациями встретили. Вот только…
– Да, капитан?
– Зачем банши – или, допустим, гигантскому голубю – нападать на господина Гроша?
А Мокриц подумал: фуражка…
– Понятия не имею, – сказал он.
– Да, господин. Не сомневаюсь, – сказал капитан. – Не сомневаюсь, что так и есть. Капитан Железобетонссон к твоим услугам, хотя все зовут меня Капитан Моркоу. Если что-нибудь вспомнишь, непременно свяжись со мной, господин. Защищать вас – наша работа.
«И что бы ты сделал против банши? – подумал Мокриц. – Ты думаешь на Позолота. Похвально. Но люди вроде него не боятся закона. Они никогда не нарушают его – вместо них это делают другие. И вам никогда не найти никаких улик».
Когда капитан уже собрался уходить, Мокрицу показалось, что вервольф ему подмигнул.
Теперь шел дождь и с шипением падал на горячие камни. Мокриц смотрел на огни. Многие костры там, где големы сбрасывали горящий мусор, до сих пор не погасли. Как и следовало ожидать от Анк-Морпорка, ночные обитатели вышли из темноты на их свет и обступили костры в поисках тепла.
Чтобы восстановить Почтамт, уйдет целое состояние. Ну и что? Кто, как не он, знал, где раздобыть приличную сумму? Ему эти деньги никогда особенно не были нужны. Это был просто способ вести счет. Но это будет конец, ведь деньги принадлежали Альберту Стеклярсу и его компании, а не простому почтмейстеру.
Мокриц снял золотую фуражку и посмотрел на нее. Аватар, так сказал Пельц. Человеческое воплощение бога. Но он не был богом, он был просто жуликом в золотом костюме, и афера подошла к концу. Где же теперь его ангел? Где же боги, когда они так нужны?
Фуражка сверкнула в свете костра, и в голове Мокрица зажглись искры. Он не смел дышать, пока мысль окончательно не оформилась, чтобы не спугнуть ее, но это была
– Нам нужна… – произнес он.
– Что? – спросила госпожа Ласска.
– Музыка! – объявил Мокриц. Он вскочил и поднес ладони к губам. – Эй, народ! Кто-нибудь тут играет на банджо? Или на скрипке? Даю одну долларовую марку – коллекционную! – любому, кто сможет изобразить вальс. Слышали? Раз-два-три, раз-два-три?
– Ты окончательно рехнулся? – спросила госпожа Ласска. – Ты точно…
Она осеклась, когда человек в лохмотьях похлопал Мокрица по плечу.
– Я играю на банджо, – сказал он. – А мой приятель Хэмфри так дудит в губную гармошку, что умереть. С тебя один доллар, господин. Монетой, если не жалко, а то ни я писать не умею, ни мои друзья – читать.
– Прелестная госпожа Ласска, – сказал Мокриц, улыбаясь ей во весь рот. – Как еще тебя можно называть? Может, детское прозвище, какое-нибудь очаровательное уменьшительно-ласкательное, против которого ты не стала бы возражать?
– Ты пьян? – возмутилась она.
– Увы, нет, – сказал Мокриц. – А хотелось бы. Ну так что, госпожа Ласска? Я даже спас свой лучший костюм!
Она была явно озадачена, но ответ успел выскочить до того, как цинизм забаррикадировал ему выход.
– Мой брат называл меня… кхм…
– Да?
– Убийцей, – сказала госпожа Ласска. – В хорошем смысле слова. А
– Как насчет Шпильки?
–
– Как раз наоборот, Шпилька, – сказал Мокриц, лучась в свете костров. – Самое время. Мы будем танцевать, а потом убираться и готовиться к открытию. Разберемся с почтой, отстроим заново здание, и все станет так, как прежде. Вот увидишь.
– Знаешь, может, правду говорят, что работа на Почтамте сводит людей с ума, – сказала госпожа Ласска. – Откуда же ты возьмешь деньги на новое здание?
– Божьей милостью, – сказал Мокриц. – Верь мне.
Она уставилась на него.
– Ты это серьезно?
– Абсолютно, – сказал Мокриц.
– Будешь