– Ах, хорошая женщина, – сказал Грош, когда она удалилась. – Госпожа Макалариат в пятом поколении. Девичья фамилия сохраняется по профессиональным соображениям, конечно.
– Они и
Из гущи толпы около прилавка раздалась громогласная команда: «А ну живо положил перо, где взял! Я что, по-твоему, их выращиваю?»
– Да, сэр, – ответил Грош.
– А в первую брачную ночь откусывают мужьям головы?
– Мне таких подробностей неизвестно, – сказал Грош и покраснел.
– Но у нее же усики!
– Да, сэр. В этом удивительном мире у каждого есть своя половинка.
– Так ты говоришь, люди приходят наниматься на работу?
Грош просиял.
– Так точно, вашеблагородь. Все из-за статьи!
– В утренней газете?
– Не без этого, сэр, – сказал Грош. – Но я бы сказал, обеденный выпуск оказал свое влияние.
–
– Мы снова на первой полосе! – гордо сообщил Грош. – Я оставил экземпляр у вас в кабинете…
Мокриц сунул столатскую почту ему в руки.
– Разберись, – сказал он. – Если почты хватит еще на одну доставку, разыщи какого-нибудь паренька, которому позарез нужна работа, усади его на коня, и пусть все отвезет. Можно без спешки, назовем это ночной доставкой. Передай ему, пусть сходит к мэру и возвращается завтра утром со свежей почтой.
– Слушаюсь, вашеблагородь, – сказал Грош. – Можно бы пустить ночную доставку до Щеботана и Псевдополиса, если б только у нас была возможность менять лошадей, как на почтовых каретах…
– Сто-о-оп, а почему бы не привлечь почтовые кареты? – спросил Мокриц. – Их же до сих пор называют
– Так точно, вашеблагородь, – сказал Грош счастливо. – Вы еще не придумали, как мы будем доставлять почту на Луну?
– Всему свое время, Грош.
– Это на тебя не похоже, – радостно сказал Грош. – Всему одно время, прямо сейчас – вот это похоже!
Он застыл на месте.
Голем оставался на Почтамте! Он не попытался догнать его! Почему? Потому что Мокриц был в отлучке по делу? Как долго он может пробыть в командировке? Успеет ли он разыграть свою смерть? Классический прием с брошенной на берегу одеждой, например? Надо запомнить. Ему нужна лишь приличная фора. Как на самом деле все устроено в голове голема? Надо будет расспросить госпожу…
Госпожа Ласска! Он воспарил так высоко над землей, что пригласил ее на ужин! С этим могли возникнуть проблемы, потому что ниже пояса все у него пылало огнем, и госпожа Ласска была тут вовсе ни при чем. Мокриц открыл дверь в свой кабинет. Что ж, может, удастся найти ресторан с очень мягкими сиденьями…
Кричащие заголовки бросились в глаза, стоило ему увидеть газету. Он чуть не закричал в ответ.
Да, он говорил это. Но говорил милой и улыбчивой Сахариссе Резник, а не всему свету! А она взяла и честно все записала, и вдруг… вот что мы имеем.
Мокрица никогда прежде не интересовала пресса. Он был художником. Политика не имела значения. Когда ты водишь человека за нос, он стоит перед тобой лично, и ты честно смотришь ему в глаза.
Иконография, приходилось признать, удалась на славу. Взвившаяся на дыбы лошадь, фуражка с крыльями, а главное – легкая смазанность скорости. Производило впечатление.
Он успокоился. Почему бы и нет – все шло как по маслу. Почту посылали. Почту доставляли. Допустим, важным фактором были неполадки на клик-башнях, но, может, со временем люди поймут, что письмо сестре в Сто Лат, которое доберется до цели, если повезет, не должно стоить тридцать пенсов – оно с тем же успехом может стоить пять и быть на месте к утру.
Стэнли постучался и вошел в кабинет.
– Может, чаю, господин фон Липвиг? – предложил он. – С булочкой.
– Ты ангел в очень неожиданной плоти, Стэнли, – сказал Мокриц, аккуратно откидываясь на спинку стула, и поморщился.
– Спасибо, сэр, – серьезно ответил Стэнли. – Меня просили вам кое-что передать.
– Да, Стэнли, – сказал Мокриц. Повисла продолжительная пауза, пока он не вспомнил, с кем имеет дело, и не добавил: – Что тебя просили мне передать, Стэнли?
– Мгм… приходила девушка, у которой големы, она сказала… – Стэнли закрыл глаза. – «Скажи Молниеносному, что завтра утром у него будет еще восемь големов, и если он не слишком занят, творя чудеса, я принимаю его приглашение поужинать в восемь в «Ле-Фуа-Уру», я буду ждать в «Залатанном Барабане» в семь».
– В «Счастливой Печенке»? Ты не ошибся?
Конечно же, он не ошибся. Это же Стэнли.