Державин

Богатые экипажи один за другим подкатывали ко дворцу, на фронтоне которого сверкала надпись, составленная из металлических букв и выражавшая благодарность Потёмкина «великодушию его благодетельницы». Тут можно было увидеть и большие высокие кареты с гранёными стёклами, запряжённые цугом крупных породистых голландских лошадей с кокардами на головах, и лёгкие, изящные двухместные кареты в виде веера, и кареты-дворцы, дверцы которых были расписаны пастушечьими сценами Ватто и Буше.

В сём блестящем потоке вряд ли кто мог обратить внимание на казачью коляску, ехавшую мимо Таврического дворца. Мордастый парень управлял простыми лошадьми, а маленький седой старик со смешным хохолком, пукольками и косичкой полулежал, накрывшись солдатской епанчой. Глядя на празднество, он прикрикнул:

– Погоняй, Прошка! – и тихо прошептал: – Стыд измаильский из меня не исчез…

Это был победитель Измаила генерал-аншеф Суворов, поспешно спроваженный Екатериной II из Питербурха в Финляндию, чтобы не мешать веселью.

Вслед за ней появилась вызолоченная, в драгоценных камнях карета шпыня Льва Нарышкина, стоившая многих деревень.

– Царица! Матушка государыня! Ура! – разнеслось в толпе.

Вымокший и иззябший от ненастной погоды народ ринулся к выставленным подаркам, смяв цепь полицейских. Давка и суматоха задержали экипаж императрицы, который, не доехав до площади, простоял более получаса.

Екатерину II встретил Потёмкин. На нём был алый кафтан и епанча из чёрных кружев в несколько тысяч рублей. Бриллианты сверкали везде, унизанная ими шляпа была так тяжела, что светлейший передал её своему адъютанту Боуру и велел таскать за собою.

Императрица взглянула на Потёмкина в фантастическом сем наряде, и ей показалось, что она вернулась в незабываемые первые, самые счастливые годы своего царствования…

Внутренность дворца ещё более поразила её. Обстановка и убранство напоминали о сказках из «Тысячи и одной ночи». Высоко под куполом находились невидимые снизу куранты, игравшие попеременно пьесы лучших композиторов. Эстрада, предназначавшаяся для Екатерины II и царской фамилии, была покрыта драгоценным персидским шёлковым ковром. Такие же эстрады тянулись вдоль стен, и на каждой стояло по огромной вазе из белого каррарского мрамора. Над вазами висело две люстры из чёрного хрусталя, в которых вделаны были часы с музыкой. Возвышение на правом конце галереи было занято хором певчих и оркестром роговой музыки из трёхсот человек.

Три тысячи гостей в разноцветных нарядах стоя приветствовали венценосную правительницу России. Едва лишь Екатерина II прошла на приготовленную для неё эстраду, как навстречу ей из зимнего сада выступили в кадрили двадцать четыре пары из знаменитейших фамилий, в костюмах розового и небесно-голубого цвета, унизанных драгоценными каменьями. Начался балет сочинения знаменитого балетмейстера Ле Пика. Затем при громе литавр и грохоте пушек под сводами разнеслось:

Это был один из четырёх стихотворных хоров, написанных Державиным на музыку Козловского по заказу Потёмкина и ставших лучшим украшением празднества. Как и три остальных – «Возвратившись из походов…», «Сколь твоими чудесами…» и «От крыл орлов парящих…», – он явился поэтическим комментарием к военной славе России. Ценою почти непрерывных войн Россия именно в екатерининское царствование вышла к своим жизненно необходимым границам, завещанным Петром Великим. Она утвердилась на Черном море, получила Крым, присоединила Кубань и отразила попытки шведов вернуть себе балтийские берега.

О первом стихе этого хора Жуковский, присутствовавший мальчиком на торжестве, сказал впоследствии, что в нём выразился весь век Екатерины II:

Гром победы, раздавайся!
Веселися, храбрый Росс!
Звучной славой украшайся:
Магомета ты потрес.
Славься сим, Екатерина,
Славься, нежная к нам мать!
Воды быстрые Дуная
Уже в руках теперь у нас;
Храбрость Россов почитая,
Тавр под нами и Кавказ…
Уж не могут орды Крыма
Ныне рушить наш покой:
Гордость низится Селима
И бледнеет он с Луной…
Мы ликуем славы звуки,
Чтоб враги могли то зреть,
Что свои готовы руки
В край вселенной мы простреть…
Зри, премудрая царица,
Зри, великая жена,
Что твой взгляд, твоя десница –
Наш закон, душа одна…
Зри на блещущи соборы,
Зри на сей прекрасный строй:
Всех сердца тобой и взоры
Оживляются одной.
Славься сим, Екатерина,
Славься, нежная к нам мать!