Державин

Но полководец явно увлекался, обвиняя поэта в лести Потёмкину. Державин лишь коснулся колоритной фигуры временщика. Зная почти безграничное могущество Потёмкина, можно только удивляться тому, как мало он писал при жизни светлейшего в честь его. И конечно, не Потёмкин выступает в оде «На взятие Измаила» её главным героем, но русский воин, «твёрдокаменный Росс», а главною мыслью в ней является любовь к отечеству, призыв служить ему до последнего часа:

А слава тех не умирает,
Кто за отечество умрёт:
Она так в вечности сияет,
Как в море ночью лунный свет.
Времён в глубоком отдаленьи
Потомство тех увидит тени,
Которых мужествен был дух.
С гробов их в души огнь польётся,
Когда по рощам разнесётся
Бессмертный лирой дел их звук.

Ода «На взятие Измаила», разошедшаяся по тем временам неслыханным тиражом в три тысячи экземпляров, имела громовый успех. Она была издана отдельно, тотчас по сочинении её, в Питере, а затем в Тамбове и в Москве. Императрица прислала Державину богатую, осыпанную бриллиантами табакерку и, увидя его во дворце первый раз после напечатания оды, сказала с улыбкой:

– Я по сие время не знала, что труба ваша так же громка, как лира приятна…

Звезда Державина снова поднималась.

4

В феврале 1791-го года Потёмкин прибыл из Ясс в Питер. Кажется, в этот последний свой приезд в столицу он превзошёл себя в расточительности и роскоши, в легкомысленной спеси и праздной лени. Он являлся публике не иначе, как окружённый множеством генералов и пленных пашей с такой пышностью, какой не позволял себе ни один из европейских монархов. В исходе Фоминой недели[45], 28 апреля 1791-го года, старый временщик решил торжественно отпраздновать взятие Измаила в Таврическом дворце, или, как он назывался тогда, Конногвардейском доме.

Это празднество, подробно описанное затем Державиным, его свидетелем и одним из устроителей, явило собой безмерный контраст со всё ухудшавшимся положением угнетённого народа, из которого жали все соки. Незадолго до измаильской виктории, весной 1790-го года вышло «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева, гневно заклеймившее самодержавие и крепостничество. «Алчные звери, пиявицы ненасытные, – что крестьянину мы оставляем?» – страстно вопрошал он и требовал: «Отверзите рабам темницу неволи!» В числе немногих, получивших от самого Радищева экземпляр «Путешествия», был и Державин. Однако дворянско-сословная ограниченность поэта не позволяла ему понять революционный пафос книги. Можно сказать, что его собственные помыслы и устремлённость были прямо противоположными радищевской и направлялись на укрепление дворянского государства, воспевание его военной мощи, его блеска и славы.

Всё это отразилось и в державинском описании празднества, и в хорах, заказанных ему Потёмкиным для торжественного сего случая.

Вскоре после присоединения Крыма Екатерина II приказала архитектору Старову построить роскошный дворец наподобие пантеона и назвать его Таврическим, а затем подарила великолепному князю Тавриды. В здании с высоким куполом была огромная зала, которой необыкновенно величественный вид придавали два ряда колонн. Екатерина II купила потом дворец у Потёмкина, заплатив ему 460 тысяч рублей. А когда он приехал, увенчанный лаврами измаильского победителя, императрица в числе многочисленных милостей и наград опять подарила ему Таврический дворец.

Конногвардейский дом не был вполне отделан: перед главным подъездом тянулся забор, скрывавший ветхие строения. По приказанию Потёмкина забор и строения в три дня были уничтожены, место расчищено и устроена площадь до самой Невы. Сам светлейший наметил и программу празднеств. Под его смотрением несколько недель трудились сотни художников и мастеров. Множество знатных дам и кавалеров собирались для разучивания назначенных ролей, и каждая из этих репетиций походила на пышное празднество.

В Питере пропала мелкая и чистая мука, коей порошили голову. Для освещения дворца скупили весь наличный воск, и за новой партией был послан нарочный в Москву. Всего воску закупили на 70 тысяч рублей. Модные портнихи, волосочёсы были нарасхват. Щеголихи за несколько дней готовились к знаменитому празднеству, водружая на голове самую модную причёску «le chien couchant»[46]: посредине большая квадратная букля, словно батарея, от неё по сторонам косые крупные букли, точно пушки, назади шиньон. Вся причёска имела не менее полуаршина вышины.

В назначенный день, в пятом часу на площади перед Таврическим дворцом уже стояли качели, столы с яствами, кадки с мёдом, квасом, сбитнем и разные лавки, в которых должны были безденежно раздавать народу платье, обувь и шапки. Час от часу толпа клубилась всё плотнее, ожидая раздачи нитей и одежды. Народу было объявлено, что это произойдёт, когда будет проезжать Екатерина II.