Огромный ворох разноцветных кувертов с сергучными печатями лёг на губернаторский стол. Писали сенаторы, секретари императрицы и светлейшего князя Потёмкина, придворные, купцы, издатели, чиновники-просители и просто искатели поживы, авантюристы, каких было множество в бурный екатерининский век. Звезда Державина на государственном небосклоне взошла уже достаточно высоко. В нём совместились правитель, умный и образованный гражданин и радушный хозяин. Он выписывал из Москвы с одинаковой заботливостию и канцелярских служителей для губернского правления, и балетмейстеров, и машинистов, и архитектора для постройки театра, тюремного замка и кирпичного завода.
Державин быстро просматривал конверты.
– Ба! – не удержался он. – От Капниста ответец? От дорогого полтавского помещика. Кликни-ка, Кондратий, Катерину Яковлевну…
Он в волнении поднялся. Ах! распался их незабвенный кружок. Львов сидит в столице и творит там чудеса. Взялся найти каменный уголь и нашёл – где! – у себя под боком, в Валдае. «А сколько сего угля нашёл, – писал он, – скажу только, что если ваш Тамбовский архитектор возьмётся сделать над светом каменный свод, то я берусь протопить вселенную». Да и зачем Львову какой-то тамбовский архитектор, когда сам он первый зодчий России, заполонивший её своими проектами – образцовых почтовых дворов для провинции, дворянских усадеб и сельских церквей, собора Борисоглебского монастыря в Торжке, почтового стана в Питере. Но, любимец всесильного Безбородки, и он мечтает сбросить оковы «дворской жизни», искать душевного освежения и бодрости в сельских трудах и утехах…
Бедняга Хемницер уже не мечтает ни о чём. Отправился с посольством в Оттоманскую Порту, тяжко захворал в Смирне и опочил там в 1784-м году…
А Капнист, неугомонный Капнист удалился от столичной суеты в своё украинское имение Обуховку с милейшей Сашулей. Растит детишек – старшего назвал Гаврилой! – пишет стихи, воспевает природу, изучает науки, а крестьян своих приятельски именует соседями…
Едва завидя пригоженькое личико жены, Державин чуть не бегом поспешил ей навстречу:
– Ангел мой! Письмо от Васеньки с Сашулей!
Губернаторша и в Тамбове не сидела сложа руки: вязала, плела искусно корзинки, вышивала, рисовала, собирала девиц, занимаясь с ними разучиваниями ролей для театра, шитьём костюмов и расписыванием декораций.
– Наконец-то! Дорогие Копиньки! – с нежною улыбкой откликнулась она. – Получили ли корзиночку моей работы?
– А как тебе удались, Катюха, силуэты на медальонах! – воскликнул Державин. – Капнист вылитый, да и тамбовский губернатор получился неплохо.
Катерина Яковлевна милостиво подставила щёку для поцелуя и села в низкие кресла.
Медленно, дабы продлить удовольствие, Державин принялся читать написанные знакомою рукою строки:
– «Милостивая государыня моя, Катерына Яковлевна. Любезный друг Гаврила Романович. Как бы обрадовали меня последним письмом вашим, уведомляющим, что вы избавились начальства Тутолминского и переведены в Тамбов. Вы не можете себе представить, как я тронут был етим приятнейшим известием. Вы приближились ко мне. Я от вас теперь буду только с лышком 500 вёрст. Следовательно, я не отчаеваюсь вас посетить… Благодарю вас, милостивая государыня Катерына Яковлевна, за жену и за себя, за прекрасный подарок корзинки и силуетов. Неоцененный подарок, а наипаче когда воображу, что всё то работали прекрасные ваши ручки, которыя тысячу раз мысленно целую. Ах! ежели б удалось хоть сотую часть сей суммы в самом деле их поцеловать; а то в мыслях так целую, как голодный во сне ест. Только зубами воздух кусает. Так то и я. Но надеюсь, что бог позволит мне удовольствие вас, любезнейших мне людей, видеть, а следовательно и ручки ваши поцеловать; сиречь, ваши, сударыня, а не ваши, господин кривой мизинец…»
Державин в сём месте не удержался, заколыхавшись от смеха и подняв растопыренную пятерню.
«Ганюшка мой кланяется вам, а Катенька нет, за тем, что вся слилась и склеилась оспою. Итак и за неё вам кланяюсь, и за жену, которая так засуетилась около дочери своей, что не отстаёт ни на минуту и не может и к вам теперь писать. Но уверяет чрез меня, что несказанно вас любит и почитает и желает, чтоб вы её столько ж любили. Прощайте. Я пишу затем так коротко сие письмо, что не надеюсь, что оно застало вас в Питере и будет следовательно вояжировать по всей России и приидет к вам в Тамбов как горчица после ужина. Прощайте. Желаю вам всевозможных благ. Ещё целую ручки ваши, Катерына Яковлевна, а ваше губернаторство дружески обнимаю…»
– Как живого вижу Василья Васильевича! – Катерина Яковлевна встала с кресел, положила голову на плечо мужа.
– Катюха, давай ему послание сочиним. Пособляй!
– Кто же лучше тебя, Ганюшка, в сём свете сочинить сумеет!
Она с кроткою улыбкой следила за быстрой рукой мужа.
– Изволь, готово! – Державин поднялся с листком: