Фальшивомонетчикам заливали горло металлом (обычно это было олово), который у них находили при аресте. Как и других преступников, их тела водружали (привязывали) на колесо, а к его спицам привязывали фальшивые монеты. Нельзя сказать, что сожжение было в России особенно распространенной казнью, в отличие от Европы, где костры с еретиками горели в XVII и XVIII веках. К сожжению приговаривали преступников преимущественно по делам веры: еретиков, отступников, богохульников, а также ведунов, волшебников и поджигальщиков. Берхгольц видел такую казнь в 1722 году. Преступника, выбившего в церкви палкой икону из рук епископа, казнили в соответствии с обычаем тальона, то есть казнили вначале член, совершивший преступление. Для этого приговоренного привязали цепями к столбу, у подножья которого был разложен горючий материал. Правую руку преступника, которой было совершено преступление, прикрепили проволокой к прибитой на столбе поперечине. Руку плотно обвили просмоленным холстом вместе с палкой, которой и был нанесен удар по иконе. После этого подожгли руку. Она сгорела за 7–8 минут, и когда огонь стал перебрасываться на тело преступника, был дан приказ поджечь разложенный под его ногами костер. При этом Берхгольц отмечает необыкновенное самообладание казнимого, который не издал ни одного звука во время этой страшной экзекуции. Так было принято казнить и в других странах.
В 1701 году Григорий Талицкий и его последователь Иван Савин были приговорены к казни на медленном огне, которая называлась «копчение». Талицкого и Савина в течение восьми часов обкуривали каким-то едким составом, от которого у них вылезли волосы на голове и бороде и тело стало истаивать, как свеча. Мучения оказались столь невыносимы, что Талицкий, к вящему негодованию Cавина, «покаялся и снят был с копчения», а затем четвертован.
Признание упорствующим преступником своей вины, отречение его от прежних взглядов власть воспринимала с удовлетворением и могла облегчить участь приговоренного либо перед казнью (назначали более легкую казнь), либо во время экзекуции. Тот, кто просил пощады, раскаивался или давал показания, мог рассчитывать на снисхождение, получить, как тогда говорили, «удар милосердия». Такому покаявшемуся преступнику облегчали мучения – отсекали голову или пристреливали.
Власть добивалась от казнимого не только раскаяния, но и дополнительных показаний. Страшные физические мучения делали самых упрямых колодников покладистыми если не в пыточной камере, то на колесе или на колу, когда мучительная смерть растягивалась на сутки. И это позволяло вытянуть из полутрупа какие-то ранее скрытые им сведения. Поэтому рядом с умирающим всегда стоял священник, а иногда и чиновник сыскного ведомства, готовый сделать запись признания или раскаяния.
Редчайший случай произошел с майором Глебовым, уличенным в 1718 году в сожительстве с бывшей царицей Евдокией и в иных государственных преступлениях. На следствии Глебов держался мужественно, обвинения от себя отводил, но главное – он не раскаялся в своих поступках и не просил у государя прощения, за что был приговорен к посажению на кол. Во время казни на Красной площади 15 марта 1718 года к нему приставили архимандрита Спасского монастыря Феофилакта Лопатинского и иеромонаха Маркела Родышевского, чтобы они, постоянно находясь около преступника, приняли его покаяние. Но церковники так и не дождались раскаяния. Лишь однажды умирающий «просил в ночи тайно» Маркела причастить его, но тот отказал казненному в просьбе. Утром 16 марта Глебов умер. Позже Петр расправился с Глебовым еще и посмертно, объявив ему анафему – вечное церковное проклятие, поскольку он «покаяния не принес и причастия Святых тайн не точию не пожелал, но и отвергся». С тех пор по всем церквям ему должны были возглашать: «Вовеки да будет анафема!» – как и Гришке Отрепьеву и Ваньке Мазепе.
Перейдем к технике болевых и калечащих наказаний, прежде всего к наказанию кнутом. За исключением казни полковника Грузинова в 1800 году, наказание кнутом не преследовало цели убийства преступника. При кнутовании приговоренного взваливали на спину помощника палача или привязывали к «кобыле» или столбу посредине площади. Англичанин Джон Говард в 1781 году видел в России казнь кнутом мужчины и женщины: «Женщина была взята первой. Ее грубо обнажили по пояс, привязали веревками ее руки и ноги к столбу, специально сделанному для этой цели, у столба стоял человек, держа веревки натянутыми. Палачу помогал слуга, и оба они были дюжими молодцами. Слуга сначала наметил свое место и ударил женщину пять раз по спине… Женщина получила 25 ударов, а мужчина 60. Я протеснился через гусар и считал числа, по мере того, как они отмечались мелом на доске. Оба были еле живы, в особенности мужчина, у которого, впрочем, хватило сил принять небольшое даяние с некоторыми знаками благодарности. Затем они были увезены обратно в тюрьму в небольшой телеге».