Эти матово-светлые, как хорошая сталь, глаза приказывали, врывались через взгляд в Сережино существо, и устоять против их силы было невозможно.
Сережа с трудом разлепил губы.
— Я хотел бы… воды.
61
— Ну нет, батенька, не обессудьте. По восточной методе Вам еще часиков этак десять пить одну только воду, и в невероятных количествах, чтобы вывести все яды, которые Вы изволили в себя скопить. Шутка в деле, не пить трое суток… Да Вы, друг мой, сущий злодей, спросите хоть у своей печени!
— Что же, доктор, я постараюсь придерживаться Ваших инквизиторских предписаний столь же усердно, как весной, хотя чувствую себя слегка проголодавшимся за эти пять дней… — Сережа слабо улыбнулся, приподнявшись в постели на локте. — Но за это, по крайней мере, возвратимся к нашему разговору.
— Ничего не имею против. Я, признаться, изрядно заинтригован. Откуда у Вас анк Голенищева?
— Я не знаю, что такое «анк». Эту вещь мне передал без каких-либо объяснений мой покойный брат около полутора лет назад, на Дону, во время Красновской кампании.
— Брат Ваш не был знаком с Голенищевым?
— С египтологом Голенищевым?
— Да.
— Н-не думаю. Пожалуй, он упомянул бы о таком знакомстве.
— Он был намного Вас старше?
— Нет. На три года, точнее, на три с половиной. Женя родился в девяносто седьмом, а я — в девятисотом.
— Чем далее, тем страннее… Получается, что в двенадцатом году Вашему брату было никак не более четырнадцати лет?.. И тем не менее Владимир не мог вручить этот анк человеку случайному…
— А почему именно в двенадцатом году? Позже они никак не могли столкнуться?
— Ваш брат бывал в Египте?
— Нет.
— После двенадцатого года, — в некоторой отрешенной задумчивости, странно сочетающейся с усмешкой, медленно проговорил Даль, поигрывая пружинным пенсне, — с Владимиром Голенищевым можно было столкнуться только в Египте, где его, сдается мне, и по сию пору держит Проклятый Брюсов Племянник.
— Кто?!
— Проклятый Брюсов Племянник,— спокойно повторил Даль, взглянув на этот раз на Сережу. — Думается мне, что, коль скоро одна ниточка этой истории каким-то образом оказалась в Ваших руках, Сережа, Вы имеете право узнать из уст очевидца о египтологе Голенищеве, Каирской пелене и Проклятом Брюсовом Племяннике. Но только не обессудьте, не сегодня — история длинная, а меня ждут больные.
— Последний вопрос, Николай Владимирович: что такое анк?
— Анк — это символ вечной жизни. Был особенно популярен в раннем египетском христианстве. Синяя эмаль не случайна. Выздоравливайте, Сережа.
62
— Я ненавижу шахматы, потому и взялся за них, чтобы как-то убить время до Вашего прихода. Только и думаю, что об этой истории… И знаете, Николай Владимирович, я кое-что вспомнил… Легенда о Брюсовом Племяннике связана как-то с Донским монастырем, не так ли? Я слышал ее в детстве, но вспомнить не могу… Уплывает.
— Вы любите Донской монастырь?
— О да! Еще бы… Невозможно быть москвитянином и не любить Донской… Красная корона… По сравнению с белокаменной резьбой Владимира Московский Кремль Фиораванти — это просто нечто большое и красное. Не более того. Жалкое порождение послетатарскои эпохи. А Донской с такого же типа киноварными зубьями стен, как ни странно, — нет. Он — гармоничен, он — вне времени. Хотел бы я сейчас пройти в черной густой могильной траве, между зарастающих мхом белых саркофагов, зловещих масонских крестов и плачущих ангелов, в порыве тоски обхвативших урны… И каждый камень — чудесная, какая-то очень московская легенда. Легенда о сыне Малюты, искупившем грехи отца… Легенда о российском Гамлете… А вот легенды о Брюсовом Племяннике я не помню.
— В таком случае разрешите мне напомнить ее Вам. Она имеет непосредственнейшее отношение к нашей с Вами истории, — Даль улыбнулся с добродушной усмешкой: — «Если в ночь на двадцать пятое декабря, когда перед светлым Рождеством напоследок тешатся вражьи силы, выйдешь ты к Северным воротам Донского монастыря, то запорошит тебе метель глаза, а как откроешь их, так и окажешься на незнакомой улице. Дома на ней деревянные, в ряд.
А посреди улицы стоит какой-то мужик и будто бы ищет что-то в высоком сугробе. А кроме того мужика вокруг — ни души.
Тулуп на мужике надет наизнанку, глаза черные — с искрой. Тут должен ты подойти к нему и спросить, что он в сугробе ищет и не нужна ли ему твоя помощь.
«Да вишь ты, добрый человек, — ответит мужик, — незадача какая! Кольцо у меня в сугроб упало, а слуг-то я на Ваганьково отдохнуть отпустил — легко ли мертвому человеку целый день кости ломать?»
Испугаешься ты да кинешься бежать — вмиг окажешься у Северных ворот, а улицы и мужика в тулупе наизнанку — как не бывало. И не случится больше с тобой в твоей жизни ничего необычного.
Если станешь ты искать в сугробе, то найдешь в нем золотое кольцо с рубином.
Утаишь кольцо, скажешь, будто не нашел, — и прикипит оно к пальцу и всю жизнь будет толкать тебя к худому.
Вернешь кольцо хозяину — сам он с приветными словами оденет его тебе на палец. И много чудес случится тогда с тобой в жизни.